— Представляю, что у вас творится, — сказал он ей. — Можете жить у меня, сколько хотите. Если вам надо захватить одежду…
— Нет, — быстро ответила она. — У меня много дел на ферме. Но Роза… — Она сглотнула. — Я буду очень благодарна. Если вы ее возьмете.
Роза обследовала комнату. Джей видел, что она разглядывает стопку отпечатанных листов, которую он сложил в коробку в изножье постели.
— Это английский? — спросила она. — Это ваша английская книга?
Джей кивнул.
— Поищи печенье, — предложил он. — Шоколад скоро будет готов.
Роза рванула за дверь.
— Можно я возьму Клопетту с собой? — крикнула она из кухни.
— Почему бы и нет, — мягко сказал Джей.
Из кухни донесся триумфальный вопль. Мариза смотрела на свои руки. Лицо ее было внимательным и невыразительным. Ветер на улице дребезжал ставнями.
— Может, теперь вы не откажетесь от вина? — предложил Джей.
55
И они выпили вина. Последнее «Особое» Джо. Больше их не будет, никогда. Добравшись до него на полке, Джей внезапно расхотел его открывать, но оно уже ожило в руке, возбужденный «Тернослив 1976», обвитый черным шнурком, начал источать аромат, как только Джей его коснулся. Джо спрятался, как часто делал, когда у Джея были гости, но Джей видел: Джо стоит в тени у кухонной двери, свет настольной лампы отражается в залысинах. На Джо была футболка с «Грейтфул Дэд», шахтерскую кепку он держал в руке. Его лицо было не более чем смутным пятном, но Джей знал, что он улыбается.
— Не знаю, понравится ли вам, — сказал Джей, разливая. — Это особое домашнее вино.
Пурпурный аромат был густым, почти избыточным. Послевкусие напомнило Джею «шербетные фонтаны», которые так любила Джилли. Маризе показалось, что вино скорее похоже на банку варенья, которое простояло запечатанным слишком долго и оттого засахарилось. Вкус был танинным, резким. Оно согрело ее.
— Какое странное, — непослушными губами сказала она. — Но, пожалуй, мне нравится.
Она сделала еще глоток, ощущая, как тепло разливается по горлу и по всему телу. Запах, похожий на эссенцию солнца, наполнил комнату. Джей внезапно понял, что поступил правильно, разделив с Маризой эту последнюю бутылку Джо. Удивительно и то, что вкус, хоть и специфический, оказался странно приятным. Возможно, Джей наконец к нему привык, как и предсказывал Джо.
— Я нашла печенье, — заявила Роза, встав в дверях, в каждой руке по печенью. — Можно я схожу наверх и посмотрю свою комнату?
Джей кивнул.
— Конечно. Я позову тебя, когда шоколад будет готов.
Мариза смотрела на него. Она знала, что должна быть настороже, но вместо этого мягкость прокатилась по ней, смыв напряжение. Она снова была совсем юной, словно аромат странного вина освободил что-то из ее детства. Она вспомнила вечернее платье точь-в-точь такого цвета, как это вино, бархатное вечернее платье, выкроенное из старой юбки mémé,
[115]
мелодию пианино, бездонное звездное небо. Его глаза — того же цвета. Ей казалось, она знает его всю жизнь.
— Мариза, — тихо произнес Джей. — Ты же знаешь, что можешь со мной говорить.
Она словно тащила за собой тяжкое бремя последние семь лет и только сейчас это поняла. Все оказалось так просто. «Ты можешь со мной говорить». Бутылка Джо — улей секретов, что разматывают свои кольца, словно хлопотливые виноградные лозы в неподвижном воздухе, и заселяют сумрак.
— У Розы все в порядке со слухом, да? Вопрос прозвучал не особо вопросом. Мариза кивнула. Слова посыпались как горох.
— Была плохая зима. У нее заболели уши. Потом осложнения. Она полгода была глухой. Я водила ее по врачам. Ей сделали операцию, очень дорогую. Мне сказали, чтоб я не слишком надеялась.
Она глотнула еще вина Джо. Шероховатое из-за сахара. На дне бокала остался сиропообразный осадок, на вкус похожий на желе из тернослива.
— Я платила за специальные уроки для нее, — продолжала она. — Я выучила язык жестов и продолжила учить ее сама. Потом вторая операция, еще дороже. За два года ее слух восстановился на девяносто процентов.
Джей кивнул.
— Но зачем притворяться? Почему просто не…
— Мирей. — Странно, что это вино, которое должно было разговорить, сделало ее немногословной. — Она уже пыталась ее отнять. Все, что у нее осталось от Тони, говорит она. Я знаю, что, если однажды она заберет Розу, я никогда не получу дочь обратно. Я хотела ее остановить. И не смогла придумать другого способа. Если она не сможет с ней разговаривать, если подумает, что девочка в чем-то ущербна… — Она сглотнула. — Мирей не выносит несовершенства. Ее интересуют только совершенные вещи. Вот почему когда Тони…
Она умолкла.
«Я не должна доверять ему», — думала Мариза. Вино вытягивало из нее больше, чем она готова была дать. Вино говорит, а разговоры опасны. Последний человек, которому она доверяла, мертв. Все, к кому она прикасалась, — лозы, Тони, Патрис — мертвы. Легко поверить, будто она что-то несет, передает каждому, с кем встречается. Но вино было крепким. Оно нежно качало ее в колыбельке запахов и воспоминаний. Оно выспрашивало ее секреты.
«Верь мне». Голос из бутылки хихикал и тихонько напевал: «Верь мне».
Она налила еще бокал и осушила залпом.
— Я расскажу вам, — решилась она.
56
— Мне был двадцать один год, когда я встретила его, — начала она. — Он был намного старше. Лечился в дневном стационаре психиатрического отделения в больнице Нанта, где я училась на медсестру. Его звали Патрис.
Он был высоким и темноволосым, как Джей. Говорил на трех языках. Сказал ей, что читал лекции в университете Ренна. Он был разведен. Он был забавным и противоречивым, с шиком нес свою депрессию. На его правом запястье была лесенка порезов от неудачной попытки самоубийства. Он пил. Принимал наркотики. Она думала, он исцелился.
Говоря, Мариза не смотрела на Джея — следила, как ее пальцы перебирают ножку бокала, словно играют на стеклянной флейте.
— В двадцать один так хочешь найти любовь, что видишь ее в лице каждого чужака, — тихо сказала она. — А Патрис был настоящим чужаком. Я несколько раз встретилась с ним вне больницы. Однажды переспала. Мне хватило.
После этого все изменилось почти мгновенно. Будто стальная клетка опустилась вокруг них, поймав обоих в ловушку. Он стал собственником — не очаровательным, слегка неуверенным, что сперва привлекало ее, но холодным и подозрительным, что ее пугало. Он постоянно ссорился с ней. Он таскался за ней на работу и препирался с ней в отделении. Он пытался загладить вспышки ярости щедрыми подарками, что пугало ее еще больше. В конце концов он вломился в ее квартиру как-то вечером и попытался изнасиловать, угрожая ножом.
