Блестящее нечто шевельнулось. Нандалее увидела огромную змею с телом толщиной со ствол дерева, наполовину скрытым в дыму. Внезапно поющие умолкли. Словно по безмолвному приказу все они повернулись к ней. Глаза их остались такими же белыми... Нет, перламутровыми. Они слепы, все до единого.
— Вы?
Жар пронизал все ее тело, дым улетучился, открывая ее ошибку. Там извивалась не змея, а длинный чешуйчатый хвост.
Хвост дракона. Он был большим. Невообразимо большим. Еще больше, чем небесные змеи, с которыми она встречалась.
— Вы удивлены, госпожа Нандалее.
Голубые глаза пристально смотрели на нее.
— Идите сюда. Идите ко мне.
Эти глаза! Это глаза того эльфа, которого она встретила в пещере небесных змеев.
— Ты — Темный, — прошептала она. Значит, витраж действительно привел ее к нему.
Он вытянул вперед одну из лап, лба ее коснулись острые, словно ножи, когти.
— Итак, ничего не изменилось.
Нандалее не могла выдержать его взгляд. Она поглядела на черную воду, встретилась там с его отражением — и увидела себя! Лицо ее было изуродовано порезами, кончик носа изранен, одна из бровей превратилась в открытую рану. Она в ужасе осмотрела свои руки... Кончики пальцев. Эльфийка всхлипнула — ее руки!
— Как вы нашли дорогу сюда, дитя альвов? — Голос дракона не терпел мыслей, не относящихся к нему. Нандалее уже не могла держаться на ногах. Силы ее иссякли.
— Это ты привел меня сюда... Я...
Тело ее пронизали пляшущие языки пламени. Дракон смеялся!
— Вы ошибаетесь, милая моя. Ваша инаковость действительно занимала меня, но какое-то время я совсем не думал о вас, — его лапа с когтем снова опустилась, мягко коснулась ее головы, и после горячего потока его мыслей ее пронизывал теперь лишь холод. Она снова с трудом поборола тошноту, а затем холод уступил место приятной усталости.
Его хвост извивался, полируя скалу.
— Как вы нашли дорогу ко мне? Отвечайте! — приказал он, и девушка рассказала ему о Бидайн, о комнате в библиотеке, о витраже и проклятии Гонвалона.
Темный покачал своей массивной головой, а затем устремил взгляд на эльфийку. Его холодные голубые глаза не отпускали ее. Он обнажил зубы, ослепительно белые, острые шипы, каждый длиной с ее руку. Он был охотником. Хищником. Самым могущественным хищником из всех, кого она видела. И в то же время существом, разум которого хранил в себе бесконечно больше знания, чем во всей библиотеке Белого чертога. И впервые в жизни Нандалее поняла сущность драконов. Их силу. Их ум. Их красоту.
Темный мягко подтянул ее когтем ближе к себе, и она не стала сопротивляться.
— Вы опасны, — объявил змей. — Опасны, страстны и в целом очень необычны.
Нандалее ничего не поняла. Она не опасна, она в опасности. Она искалечена, вырвана из своего времени. И она пришла сюда не для того, чтобы угрожать ему, а чтобы попросить у него помощи. За свою дерзость она заплатила высокую цену. Шрамы этой ночи носить ей до конца своих дней.
— Никогда еще молодая эльфийка из Белого чертога не проходила этим путем. Нодон и его драконники, которые сторожат меня в крепости высоко в горах, пришли бы в ужас, если бы узнали, как легко вы прошли мимо них.
— Легко? — прошипела она, протягивая к нему руки. — Это ты называешь «легко»?
Он посмотрел на нее внимательно, почти с любовью.
— Я остановил кровотечение, но шрамы на кончиках пальцев и на лице останутся, милая моя. Эти зарубки на вашем теле будут напоминать вам о вашем же безрассудстве, за которое вы поплатились своей красотой.
Мысль о том, что она изуродована навеки, захлестнула ее волной. Как она будет выглядеть потом? Будет ли Гонвалон любить ее? Лицо со шрамами? Почему дракон не исцелил ее? Это ведь в его силах! В ней вспыхнула ярость. Это она безрассудна и капризна? Она?
— В чем мое безрассудство? — накинулась она на Темного. Она охотница, как и он. И она не позволит ему смеяться над собой. Даже если это принесет ей смерть. — Я не сделала ничего безрассудного! Проклятый витраж заманил меня — а потом попытался убить!
Дракон пристально посмотрел на нее. Во взгляде его не было гнева. Скорее сочувствие.
— Вы действительно верите в это, не так ли, маленькая эльфийка?
«Маленькая эльфийка!»
— Это правда!
И снова внутри зажглось пляшущее пламя. Оно щекотало, вместо того чтобы ранить ее. Глаза Темного сверкали, как небосклон над степью Карандамона.
— Да, правда. Так легко клясться. С такой страстью. Правда в том, что ваша подруга рассказала вам о витраже и пробудила ваше любопытство. Правда и в том, что вы не знали слово силы. Но вы имели представление, чего можно ожидать от витража — как хорошего, так и плохого. И было в вашем сердце желание, которое было сильнее вашего страха. С этим желанием в сердце вы пришли в потайную комнату и подчинились чарам витража. Как это назвать? Наглой заносчивостью? Переоценкой собственных сил?
Она положила руку на сердце и потупила взгляд. Его мысли заставили что-то зазвучать внутри нее, что-то, что она не могла назвать, и гнев ее улетучился.
— Я клянусь, что действовала из благородных побуждений, а не из тщеславия и не ради собственной выгоды. Тем не менее, я была наказана, — она снова протянула к нему руки. — Я охотница. Мои руки — мой инструмент. Я не совладала с витражом. Он оставил мне жизнь, но отнял у меня мое предназначение. И ты хочешь сказать, что я сама это сделала? Бред! — Она снова подняла голову и вызывающе поглядела на него. Гнев вернулся, и девушка упрямо расправила плечи.
В глазах дракона вспыхнул гнев.
— Да, вы сами сделали это. Вы стоите здесь, несмотря на то что витраж не хотел приводить вас сюда, вы здесь, хотя я не звал вас. И если бы я не был готов терпеть вас здесь, вы давно уже отправились бы в приют для душ, готовясь облачиться в новую плоть и родиться снова, — его ответ пронзил ее, словно огненная буря. Эльфийка невольно отступила на шаг. Неужели она сошла с ума? Как она могла осмелиться дразнить перворожденного?
— Так что же привело вас ко мне? — спросил он уже мягче.
Некоторое время она боролась с собой, а потом рассказала о Гонвалоне и тяготящем его проклятии. О том, что он думает, будто все, кого он любит, должны умереть.
— Я хочу попросить тебя снять проклятие с Гонвалона. Я прошу не ради себя. Я не боюсь смерти. Но это разрушает душу Гонвалона. Он не вынесет, если я...
Ее снова пронизали пляшущие языки пламени, на этот раз гораздо интенсивнее, чем когда-либо прежде. Ирония в этом смехе накатывала на нее подобно волне. Она невольно улыбнулась, несмотря на то что чувствовала циничную нотку в его смехе. Страшно было находиться рядом с ним. Его чувства были больше, чем он сам. Любое волнение прорывалось наружу, захватывая тех, кто рядом. Его чувства были настолько велики и могущественны, что стирали все остальное вокруг. Может быть, это какое-то заклинание заставляет ее так интенсивно разделять его чувства?
