— Я крестьянин, божественный. Я ничто.
Девантар поглядел на черную скалу посреди пшеничного поля.
— Там лежит Аарон Просветленный, правитель всех черноголовых, путешествующий между мирами, царь царей. Один из семи бессмертных.
Артакс с трудом перевел дух. Семерых бессмертных знал каждый ребенок. Их возраст исчислялся столетиями. Они говорили с богами. Он с сомнением поглядел на разбившуюся фигуру. Разве они не бессмертны?
— Это так! — произнес Львиноголовый, словно читая его мысли. — Когда они умирают, это плохо для морали, — девантар протянул руку и провел ею по его лицу. Артакса пронизала боль, словно Львиноголовый вонзил в его плоть раскаленные когти, достав до самих костей его черепа. И вместе с болью в голове у него пронеслись невероятные образы. Тысячи опускающихся на колени перед ним. Женщины, настолько прекрасные, что захватывает дух. Они любили его. Лицо его дрогнуло, словно плоть и кожу переносили в новую форму. Да, казалось, движутся даже кости, зубы терлись друг о друга, выстраиваясь ровными рядами. На глаза навернулись слезы, когда его спина выпрямилась, когда в ней щелкнул каждый позвонок. Освободившись от груза, который носили его плечи и превратили его раньше времени в согбенного старика. Жир хорошей жизни в новом мире плавился на бедрах. Но все это было ничто по сравнению с теми образами, которые наполняли его голову. Князья стояли на коленях, умоляя пощадить их. Женщину, прекрасную, как рассвет, растерзал дикий лев. В мысли его ворвалось мрачное место, охраняемое убийцей. Там умирали по его приказу. За его благосклонность состязались женщины. Дюжины! Одна прекраснее другой. Они делали с ним такое…
Он закричал. Закрыл глаза, но образы остались. Он принялся колотить кулаками по вискам, хватать себя за волосы, но образы не уходили. Впрочем, боль притупила интенсивность иллюзий. Как это может быть? Он никогда не прикасался к женщине — не считая Альмитры, но эти встречи существовали только в его воображении, большинство подробностей оставались нечеткими и неясными. Женщины, с которыми он по-настоящему встречался, даже не смотрели на него! Он был слишком беден! Неужели рассудок дурачит его?! Как могли появиться в нем образы, похожие на воспоминания, не принадлежавшие ему? Тела, места, деяния, чувства, которые он до сих пор не мог представить себе даже в самом безумном сне и о которых он наверняка никогда и никому не стал бы рассказывать. Он чувствовал себя сосудом, одновременно пустым и переполненным. Он перестал разбираться в себе.
— Поднимись, Аарон! Тебе очень повезло! — Голос Львиноголового коснулся его души, и, словно девантар вывел его из оцепенения, на Артакса нахлынула волна смирения и благодарности. Наконец он осмелился взглянуть в лицо бога — и снова замер. На хищном лице отражался нескрываемый гнев.
Сердце у Артакса едва не выпрыгнуло из груди. Что он сделал? Чем вызвал неудовольствие бога?
— Не хватает кинжала, — голос пронизывал его, словно бронзовый клинок.
Артакс испуганно оглядел себя с ног до головы. Сейчас на нем были доспехи погибшего! Бедра обвивала перевязь, слева висел серпообразный меч в кожаных ножнах, справа — только пустые ножны от кинжала.
— Я не знаю… — в отчаянии прошептал Артакс. — Я не… — Он резко замолчал. Собственный голос казался чужим! Он был ниже. Он обрекал на смерть, несмотря на то что он наверняка не собирался говорить ничего подобного.
Губы девантара раздвинулись, обнажая клыки, достаточно большие для того, чтобы одним махом перекусить руку.
— Должно быть, потерял, когда падал, — голос его звучал совсем не угрожающе. Скорее отстраненно и задумчиво.
Артакс хотел было уже перевести дух, когда что-то прохладное, влажное появилось вокруг его головы. Обзор закрывали тени. По ощущениям, по его голове прокатился мельничный жернов, сдавливая и придавая ей новую форму. Что-то потекло из носа, замочив губы. Во рту появился теплый металлический привкус. Кровь! Испуганный до глубины души, он потянулся к голове, но пальцы коснулись лишь холодного металла.
— Новый знак твоего достоинства, Артакс, — торжественно произнес девантар. — Шлем-маска бессмертного Аарона, повелителя всех черноголовых.
Артакс недоверчиво ощупывал свои щеки. Маска шлема лежала на его лице так, словно вторая серебряная кожа. Пышную бороду металл прижал к подбородку и горлу. Прямо над грудью воротник расширялся, так что бороде там было просторнее. Запах у шлема был чужим. Он чувствовал на своей коже кровь упавшего с неба бессмертного.
Артакс уставился на скалу, на которой лежал — теперь обнаженный — труп Аарона. Тело короля было неестественно вывернуто. Лицо выглядело так, как будто съехало на бок. Из носа вытекала густая красная масса. Только борода сохранила свое достоинство и теперь, намасленная и завитая, чудесным образом сохраняла свою форму.
Артакс ощупал собственную бороду. Волосы были мягче, чем обычно, на пальцах было что-то маслянистое. Он поднес руку к прорезям для дыхания на шлеме. Розовое масло!
— Теперь ты — бессмертный, Артакс. У тебя больше никогда не будет такой бороды, как будто в ней нашло пристанище семейство мышей, — девантар рассмеялся, но смех прозвучал фальшиво. От этого звука сердце Артакса замерло.
Мимолетного жеста Львиноголового оказалось достаточно, чтобы словно по мановению невидимой руки поднять тело, пронести его над скалой. Артакс испуганно осенил себя знаком оберегающего ока.
Божественный снова рассмеялся.
— Хочешь прогнать меня? Своего благодетеля! — Одно движение девантара — и труп улетел в лес.
Артакс услышал, как ломаются тонкие ветки, поглядел на опушку леса. Тело исчезло. Час назад оно было Аароном, правителем Арама. Человеком, обладающим почти божественной властью. А теперь его даже не похоронили, он стал всего лишь куском падали и... Артакс запнулся. Аарон? Кто такой Аарон? Во рту пересохло.
— Я... — пробормотал он и замер. Испуганно прислушался к себе, к своим воспоминаниям, своим мыслям — и не нашел себя. Он уже не один в своем теле! Как это может быть? Этот Аарон тоже был здесь. Стоял рядом с ним, был в нем, под ним, претендовал на место в его душе, воспоминаниях и чувствах. Этим Аароном был он сам. И в то же время он, Артакс, был все еще здесь. Конечно, он здесь! Я ведь здесь, подумал он. У меня в голове чужак, подумал он. Я чужак. Я...
— Я всего лишь крестьянин. Я не могу...
— Будешь противиться? — Львиноподобный бог оскалил зубы.
— Я ведь ничего не знаю о...
— Неверно! Думай! Ты вспомнишь каждое слово из речи, которую произнес перед своими воинами, когда три дня тому назад выступил на корабле-дворце. Вспомнишь битву над Горящей горой. Свой гарем. Ты вспомнишь все, что происходило в жизни Аарона! И все, о чем он мечтал. Судьба преподнесла тебе величайший подарок, когда-либо достававшийся человеку. Не будь дураком!
Конечно же, Артакс хотел быть бессмертным! Бессмертный — почему бы нет? Глупо только, что обман раскроется в течение одного-единственного часа, даже несмотря на обладание воспоминаниями погибшего. Он ведь всего лишь крестьянин! При дворе заметят, что ему приходится задумываться даже о самых простейших мелочах — а ему придется. Этот поток чужих воспоминаний был здесь. Каким-то образом стал частью него. Ему приходилось вспоминать свои воспоминания... Какая нелепая чушь! И, тем не менее, это правда! Появлялось столько образов, если он останавливался хотя бы на удар сердца и открывался им. Можно ли утонуть в образах? Они пугали его. Потому что он заблудился в самом себе. Это как с коровами. Если бы он внезапно, вдруг оказался в теле коровы, которая как раз рожает теленка — мужчина содрогнулся при воспоминании о последнем рождении теленка, при котором он присутствовал, — и начал бы рожать... тогда он, наверное, знал бы, что делать. Но его никто никогда не спрашивал, хочет ли он получить такой опыт! И он не мог бы просто предоставить все делать корове. Тогда ведь он стал бы частью коровы. Или вообще самой коровой. Или... Нет, резко перебил он себя, прекращай это. Речь идет не о коровах, а о королях! Кораблях-дворцах! Гареме! Подданных! Ну ладно, насчет войны — это другое. Но подданные. Дворец. И... женщины. Он осторожно заглянул в новую часть себя — и почувствовал, что краснеет. Аарон был тем еще бабником. «Нет, — поправился Артакс и вдруг усмехнулся, — я был тем еще бабником». Постепенно эта мысленная игра начинала ему нравиться. Ему вспомнилась поговорка о том дураке, что съел бурак, и мысленно взвесил свою честь против богатства и женщин... Если отодвинуть в сторону это дело с войнами, а вместо этого заняться более веселыми вещами... Но, с другой стороны, перебил он себя — о чем он вообще думает? Таким он себя не знал. Разве он не Артакс, имеющий четкие цели в жизни, ясные представления о том, что хорошо и правильно? Ему наверняка не понравился бы парень вроде Аарона! Хочет ли он обменять жизнь в мечтах на мечту, ставшую жизнью? Хочет ли? Конечно! Что это вообще за мысли такие? Это курам на смех. Как после долгого рабочего дня на поле, в удушающей жаре и без головного убора. Можно было получить солнечный удар и стать совсем чудаковатым. Теперь он тоже чувствовал себя очень странно. Он болен. Точно. Он просто заболел, и солнечный удар спутал его «воображаемое я», подобно тому, как ветер перемешивает сено на полях. Когда он снова придет в себя, голова его некоторое время еще будет гудеть, но потом он поправится. Точно! В грезах он разбирался. Дневные грезы об Альмитре, ночные кошмары о волках, терзающих его коз. Глупо только, что все ощущается совсем не так, как во сне. Он неуверенно прислушался к себе, но сомнения еще оставались.
