— Паланкин готов, великий.
Абир протянул Барнабе руку, чтобы тот помог ему подняться. Сущее проклятье с этим старением! К чему мудрость и власть, если они даются телу, которое уже представляет собой лишь развалины.
— Я запомню тебя, Обалит, — многозначительно произнес он, обращаясь к рабу, выходя через парадную дверь. Мелкая враждебность, проявляемая в подобных случаях, стала солью его жизни.
Носильщики выглядели опрятно. Сам паланкин представлял собой воплощенную элегантность, как и все, что находилось во владении этого выскочки Датамеса. Каркас был сделан из темного дерева, занавески из прозрачной ткани скрывали пассажиров паланкина от любопытствующих взглядов, не заставляя их мучиться от духоты.
Барнабе пришлось помочь ему забраться внутрь. Молодой священнослужитель был очень ловок в подобных вещах. Ему удавалось оказывать помощь, не вызывая унизительного чувства старческой немощности. Вот только с его взглядами нужно что-то делать. То, что он считал эту историю безвредной... Абир покачал головой. Ему не нужна помощь мальчика, чтобы выяснить, кто такой этот человек, который связался с этой... Как там ее звали? Ксана? В любом случае он найдет этого парня и допросит его! Оловянных флотов всего лишь три.
Подушки в паланкине были очень мягкими, занавески и древесина — пропитаны освежающим цитрусовым ароматом. Должно быть, он должен был отгонять запах уличных водосточных желобов.
Носильщики рывком подняли тяжелый паланкин на плечи.
— К храму единства! — крикнул Абир и прочел любопытство на лице мальчика. Поразительно, но Барнаба был достаточно сдержан, чтобы не задавать вопросов. — Ты уже понимаешь, почему мы используем этот паланкин, а не паланкин храма?
— Я полагаю, потому, что ты хочешь скрыть то, что мы встречались с определенными личностями. Но разве не легкомысленно брать именно этот паланкин? Датамес очень близок к бессмертному Аарону... Не слишком ли велика опасность, что бессмертный узнает...
— Чушь! Датамес сидит во дворце Акшу. До тех пор, пока он узнает, что мы позаимствовали его паланкин, некоторые вещи в корне изменятся.
Тем временем паланкин нырнул в толпу на улицах внутреннего города. Мимо них прошел караван грузов, направлявшийся к Золотым воротам. Надсмотрщики подбадривали своих усталых носильщиков, прося их продержаться последнюю милю.
Абир попытался представить себе, каково это: взбираться с полным мешком пшеницы на плече по бесчисленным лестницам города. При одной мысли об этом на лбу у него выступил пот, и он снова занялся своим собеседником.
— Знаешь, мальчик, самая сложная задача для нас, священнослужителей, заключается в том, чтобы помочь нашим правителям вернуться на правильный путь, когда они заблуждаются. Уже многие годы я пытаюсь убедить Аарона в том, что управление империей должно быть организовано иначе. Оно слишком ненадежно! Все эти сатрапы, запутавшиеся в семейных узах, которые терпеть не могут друг друга и находятся в постоянной вражде. Я даже знать не хочу, какие суммы из сборов для бессмертного теряются в этом болоте! А у храма есть слуги даже в самой маленькой деревушке. Нет никакой борьбы за власть, которая бы стоила этого названия, никакой коррупции. Если управление империей или, по крайней мере, сбор податей будет передан храму, Арам расцветет... Это я тебе обещаю, Барнаба.
Мальчик кивнул.
— Но почему он противится таким изменениям? Они ведь принесут империи огромную пользу! Может быть, сатрапы используют свое влияние, чтобы...
— Проклятые сатрапы, мальчик! Конечно же, они используют свое влияние. Они не стесняются даже убивать жрецов. А ведь именно они — слабое место империи! Именно к ним пробираются дети демонов. Вот как тогда... — Он вспомнил об эльфийке в темнице. Ему очень хотелось бы получить в свое распоряжение подобное существо! Жаль, что убийца мертва. На миг он предался воспоминаниям о тех чувствах, которые пробудила в нем эльфийка. Жар которых приходилось тушить холодными ваннами. Тем женщинам, которых он время от времени вызывал к себе, чтобы на несколько часов забыть о тяготах своей должности, постоянно приходилось использовать все свое умение, чтобы достичь хотя бы половины того результата, который тогда он то и дело топил в ушате. Но нет, подумал он, отбрасывая эти мысли. Бессмысленно предаваться подобным грезам. Лучше заняться мальчиком. Барнабе еще многому нужно научиться!
— Меня тревожит, что дети демонов отваживаются приходить уже даже в Нангог. Они еще никогда не нападали на нас здесь. Они слишком осмелели! Попытка убить бессмертного... Такого тоже раньше никогда не бывало и... — Абир помедлил. Можно ли посвящать мальчика в свои самые потаенные страхи? Барнаба почти не отходит от него. И отцу его тоже можно доверять. Иногда мальчик проявлял поразительную мудрость. Интересно, что он скажет?
— Знаешь, чего я опасаюсь? — Голос Абира понизился до шепота, почти заглушаемого шумом улицы. Барнаба наклонился к нему, чтобы не пропустить ни единого слова. — Ты ведь тоже заметил, как сильно изменился бессмертный, мальчик мой?
Молодой священнослужитель кивнул.
Стал настоящим героем. Повелителем сердец — а это задача священнослужителей, в гневе подумал Абир.
— Внезапно стал таким примерным! Я думаю... — Он сделал небольшую паузу, чтобы его следующие слова произвели на мальчика еще более сильное впечатление. — Я думаю, что тот Аарон, которого мы знали, мертв.
Барнаба широко раскрыл глаза, в ужасе уставился на него, а затем энергично покачал головой.
— Но ведь девантар... Нет, этого не может быть.
— Не забывай, мальчик, самое острое оружие эльфов — это коварство. Скажу тебе, это нападение было хорошо спланированным обманом. Дело было не в том, чтобы убить Аарона. Бессмертный одержим духом эльфийки! Она должна была прикоснуться к нему, чтобы это коварное заклинание смогло начать действовать.
Барнаба захихикал.
— Прошу тебя... Ты ведь тоже знаешь, что после своего падения с неба он первым делом пошел в свой гарем. Аарон совершенно точно не одержим духом женщины.
Не сдержавшись, Абир ткнул мальчика посохом в грудь.
— Глупец! Воспользуйся своей головой! Говорю же тебе, эльфы — мастера обмана. Что было бы умнее, чем в первую очередь броситься в гарем? Тот, кто мыслит так же, как и ты, отринет все подозрения. После той, первой ночи, его интерес к гарему значительно поугас. За последние четыре ночи он вообще не был там ни разу! Разве это не подозрительно для мужчины, чьим самым большим постоянством были шалости с женщинами?
— Но разве Львиноголовый не заметил бы...
— Боги тоже могут ошибаться, мальчик. Эльфы — чистейшая квинтэссенция злобы! Их пронырливость не знает границ! Может быть, она обманула Львиноголового при помощи какого-нибудь ослепляющего заклинания? Наверняка они также знают, что когда-то я присутствовал при допросе эльфийки. Они знают, что я замечу, если одно из этих отродий приблизится ко мне! Они источают аромат... Совсем не такой, как мы, люди. Тот, кто однажды вдохнул его, тот не забудет этого никогда. И скажу тебе, я мог бы войти в любой дом и сразу же понял бы, если бы за последние дни порог переступал эльф. Поэтому этот вопрос с одержимостью: эльфа в теле человека, конечно же, всегда можно узнать по запаху!
