Пальчики вздрогнули. Маленькое тельце в ее руках обмякло. Сердцебиение стало еще медленнее... И остановилось. Она по- прежнему крепко прижимала его к себе. На глаза ее выступили слезы. Это было необходимо. Мальчик был слаб. Он все равно прожил бы всего несколько лет. А так его душа освободилась. Он сможет родиться снова, найти лучшее тело, чем мясистую оболочку, и лучшую мать, чем она.
Она оттолкнула сына от себя. Он лениво поплыл по течению.
Ливианна встала. Поднятый со дна ил темными волнами отхлынул прочь. Посреди тьмы плыл ее сын. Легкое течение тянуло его дальше в озеро.
Фламинго стояли тихо, спрятав головы под крылья. Они не заметили, что на их озеро спустилась смерть. Из леса доносились знакомые ночные звуки. К берегу нерешительно приблизились несколько карликовых газелей. Сторожко вытягивая шеи.
— Ты будешь спать у фламинго, как я тебе и обещала, — слова царапали горло Ливианны, словно стекло. Она подумала о лысоголовых марабу. Они найдут его. И при мысли об этом ей стало дурно. Она убьет падальщиков. Сейчас! Ливианна прошептала слово силы. Подчинила себе магическую сеть, пронизывавшую все. Она чувствовала крупных птиц в ветвях дерева на другом берегу. Ей не придется переходить озеро вброд. Она может вытянуть их жизненную силу. У одного за другим.
Это произойдет совершенно бесшумно.
Так же бесшумно, как умер ее сын.
Могила в небесах
— Этого никто до вас не делал, великий, — Джуба изо всех сил пытался вести себя дипломатично и по-деловому, но по лицу его хорошо было видно, что ему очень хочется поругаться.
Артакс лениво отмахнулся от замечания.
— Да какое это имеет значение?
— Это значит, что некоторые могут расценить это как оскорбление.
Бессмертный остановился, и вся свита, следовавшая за ним по широкой роскошной улице, неуверенно остановилась. Здесь, в Золотом городе, многое изменилось. Придворные церемонии были удушающими! Он совершенно не мог передвигаться свободно. Его постоянно окружали священнослужители, лейб-гвардия, просители, сановники, конкубины, рабы, дегустаторы... Вокруг него постоянно бродило целое войско, все взгляды были устремлены на него. Он даже не мог пукнуть, чтобы подхалимы и сплетники не принялись шушукаться.
— Спокойно попердеть — это поистине имеет огромное значение. Да просто сделай это, крестьянин.
Убирайся из моих мыслей, ты... ты, убийца.
— Ты тоже убивал, льстивый филантроп. Ты мог бы обезвредить воинов из Ишкуцы и не убивая их. Но возможность лишать жизни — это совершенно особенное ощущение. Это может быть лучше хорошей ночи любви. И ты сделаешь это снова, не так ли? Иначе зачем ты каждый день упражняешься с мечом? За всеми твоими благородными речами ты тоже представляешь собой кровожадное чудовище. Так же, как и мы все. Со времен того боя в нас теплится надежда на то, что настанет время, когда мы поладим.
— Великий? Приказать свите вернуться во дворец? Вы одумались? — спросил Джуба.
— Нет! — Он просто остановился. — Вперед, дальше! — крикнул он настолько громко, что его услышал каждый в свите. Так он еще с ума сойдет. Его постоянно о чем-то спрашивают, он должен принимать решения в спорных случаях между провинциальными князьями, грозящих перерасти в небольшие войны внутри его империи, улаживать споры о праве наследования среди знати, гладить по голове детей высокородных придворных льстецов, поскольку это якобы защищает от болезней. Утверждать смертные приговоры, устанавливать цены на зерно и решать, какой из трех новых нарядов надеть на вечернее пиршество. От него постоянно кто-то чего-то хотел. Он провел во дворце уже три дня, и все еще не нашел времени на то, чтобы похоронить эльфийку в Устье мира. А тут еще этот Аарон! Не проходило и часа, чтобы ему не хотелось вернуться обратно в свой хлев. Закрыть дверь, зарыться лицом в теплую, пыльную козью шерсть, а позже, быть может, пойти в деревенский кабак и выпить там дешевого кислого вина. Перекинуться парой спокойных фраз с Ашотом, Тиграном или Нареком. С крестьянами, которые живут так же и мечтают о том же, что и он. Он вспоминал роскошную тишину в своем дворе ночью, жизнь, такую простую со всеми ее требованиями, такое четко очерченное будущее. Сначала работа, потом жена, быть может, дети, однажды седая голова на ее коленях и мир в сердце, когда они вместе будут оглядываться на долгую, полную лишений, но счастливую жизнь. Уединение полей тоже составляло счастье. Давало простор, возможность насладиться шепотом колосьев, пройтись босыми ногами по мокрой от росы траве и мечтать о малом, исполнение чего зависело только от его сильных мясистых рук. Он печально понурил голову. Ему никогда больше не увидеть своей хижины здесь, в Нангоге, и своих друзей Ашота, Тиграна и Нарека там, дома, в Бельбеке. А его простая, но работящая и добрая женщина мечты Альмитра, для которой он хотел построить дом, подарит детей другому мужчине и никогда не познакомится с ним. Потому что того Артакса, которого она ждала и который мечтал о ней, больше нет. Нет, подумал он, и узел на горле слегка ослаб, это не совсем так. Он еще есть, старый добрый Артакс. Несгибаемый, который устанавливает себе цели и достигает их, медленно, шаг за шагом. Просто цели стали другими. И он уже не имеет права позволить себе сбиться, теряясь в сентиментальных воспоминаниях. Даже Альмитра еще существует, несмотря на то что в его грезах она иногда приобретает черты Шайи. Артакс расправил плечи, твердо взглянул Джубе в глаза и снова тронулся в путь. Свита последовала за ним.
Он мог просто приказать похоронить эльфийку, но не доверял своим придворным. Простые слуги были преданы ему. Но сатрапов и провинциальную знать он с удовольствием прогнал бы прочь. Они плели интриги. Может быть, они действительно желали ему добра, так же, как Джуба. Но Артакс в этом сомневался. Все чаще у него возникало подозрение, что они нарочно так сильно занимают его, поскольку надеются на то, что он забудет о своей похоронной церемонии. Может быть, за этим все же стоит Джуба. Или целое войско его страдающих избыточным весом советников, камергеров, и как они там все называются. У каждого вокруг был высокопарный титул. Его это все утомляло. Охотнее всего он оставил бы вокруг себя людей не больше, чем помещается в деревенский кабак. Горстку советников, которым он мог доверять.
— Ты никому не можешь доверять. Такова доля бессмертного. Каждый приходит к тебе с задними мыслями. Все они хотят лишь одного — больше власти. Дело только в этом.
Артакс был уверен в том, что Аарон постоянно ухмылялся бы ему своей язвительной улыбкой, если бы у него еще было лицо, и иногда он видел это лицо перед собой во сне, прямо напротив своего собственного. После таких снов он просыпался, хватая ртом воздух, и проходило некоторое время, прежде чем успокаивалось сердцебиение. Все это настолько сильно утомляло его. Даже ночью не было покоя. Если он не приходил в гарем, среди женщин начинались ссоры. Похоже, некоторые предполагали, что ему понравилась Шайя. По крайней мере, с тех пор, как они причалили к якорной башне, некоторые его подруги склонялись к тому, чтобы одеваться как ишкуцайя, подводили глаза широкими кругами черной туши. Ни одна из них не была похожа на нее. Ни одна из них не знала, что то, что привязывает ее к нему, — это мечта, которую они не могли угадать, а потому не могли исполнить. Они чувствовали, что Шайя понравилась ему. Да, принцесса ему не просто понравилась, она осадила его мысли. И он наслаждался этим. Гарем ему не нужен. Пожалуй, женщины даже не догадывались, что расстояние между ними становилось тем больше, чем больше они пытались подлизаться к нему. Лишь одна из них была иной. Одна из тех троих, с которыми он провел первую ночь. Айя. Он предполагал, что по духу она была бунтаркой. Было в ней что-то такое... То, как она подразнивала его. Ее взгляды. Да, если бы нужно было выбрать одну из тех, что в гареме, то он выбрал бы ее. Будет разумнее обращать на всех них как можно меньше внимания! У него поистине и без того забот полно. Еще с гаремными историями возиться! В некотором роде гарем был самым опасным местом, в которое он мог пойти.
