Прижавшись к матери, девушка чувствовала ее тепло, ее любовь. От этого становилось спокойно на душе.
— Хочешь послушать, как малышка толкается?
Не дожидаясь ответа, Софья взяла ладонь Киры и приложила к животу. Словно приветствуя названную сестру, малютка легонечко толкнулась.
— Я почувствовала ее, мам, почувствовала! — обрадовалась Кира.
— Ангела знает, что у нее есть старшая сестра, которая всегда встанет на ее защиту. А теперь иди к братьям и передай им наш разговор. Я не хочу, чтобы мальчики мучились в сомнениях.
Кире и самой не терпелось поделиться с братьями хорошими вестями. Поцеловав Софью, она вышла из комнаты, унося в сердце слова матери о любви. Но все же что-то не давало ей покоя, заставляя нервничать. И лишь дойдя до комнаты Барса, Кира поняла, что именно вызывало тревогу. Воспоминания о родной матери и погибшем новорожденном брате заставляли неосознанно проводить параллель. Кира мотнула головой.
«Нет! С Софьей подобного не случится! Иначе это будет слишком несправедливо по отношению к ней, Заххару, Ангеле, да и ко мне тоже. Потерю второй матери я не переживу».
Отогнав ненужные мысли, Кира открыла дверь в комнату Барса. Все трое названных братьев: Барс, Кот и Охотник были в сборе.
— Ты поговорила с ней? — спросил Охотник, едва заметив Киру.
— Поговорила, — кивнула она. — У меня хорошие новости.
В этот момент в комнату влетел посыльный и сообщил, что в гостиной появились молодые люди, назвавшие себя Кастином и Вашеком.
Кира завизжала и бросилась бежать, Кот, Барс и Охотник рванули за ней следом.
Проводив приемную дочь, Софья вновь подошла к окну. Гроза не собиралась заканчиваться. Косые струи лупили по земле изо всех сил. Рука Софьи легла на живот, и по комнате, под стук дождя полилась колыбельная. Мать пела песню еще не рожденному ребенку. Слова сами складывались в строчки, где-то не совсем ровно, но это была песня, сочиненная Софьей, идущая из сердца матери.
Тише, тише, малышка, не бойся.
Это только лишь дождь за окном.
Не толкай маму и успокойся,
Скоро радость придет в этот дом.
Тебя ждут твои старшие братья,
И сестренка тебя очень ждет.
Папа светится просто от счастья,
Он подарки тебе принесет.
Баю-бай, баю-бай, моя крошка.
Засыпай и скорее расти.
Нам до встречи осталось немножко.
Баю-бай, баю-бай, не грусти.
Чуть слышно скрипнула дверь.
— А я и не знал, что в нашем доме живет поэт. — Могучие руки Заххара легли на плечи Софьи.
— Да какой из меня поэт? — женщина повернулась лицом к мужу. — Так, пою, о чем думаю.
— Ты хорошо думаешь и хорошо поешь.
Заххар покрыл лицо Софьи поцелуями. Этот медведеподобный мужчина источал столько нежности и любви, что ее хватило бы на весь огромный мир, но все его чувства предназначались одной-единственной женщине и ребенку, находящемуся в ее утробе.
— Тебе удалось поговорить с Кирой?
— Да. Она сама завела разговор.
— Ты сказала ей, что мы любим их и не хотим, чтобы они покинули наш дом?
— Конечно, дорогой. А как иначе? Кстати, передай домовому мою искреннюю благодарность за то, что предупредил. Бедные дети, понапридумывали себе не пойми что.
— Если хочешь, то можешь сделать это сама, — улыбнулся премьер-министр.
— А он здесь?
— Ну что ты. Грэм без приглашения не приходит. Но, если хочешь, я позову его.
Софья, которая до этого на дух не переносила языкастого дварха, неожиданно для Заххара согласилась.
— К услугам вашим, — раздался голос Грэма, после того как премьер-министр дважды позвал его.
Чуть вздрогнув, Софья огляделась по сторонам. Она так и не привыкла, что голос раздается неизвестно откуда. Заххар рассмеялся и прижал к себе супругу.
— Говори, он тут, — прошептал он на ухо жене.
— Я хочу сказать тебе большое спасибо. Ты вовремя предупредил насчет переживаний наших детей. Мне бы самой и в голову не пришло, что у них возникли такие мысли. Как же они мучились… Спасибо, — Софья замолчала на секунду, а затем добавила: — Грэм.
— Значит, мир? — голос дварха источал радость.
— Мир. Только прошу, не пугай меня неожиданным появлением и не предлагай лекарства, основанные на помете летучих мышей.
— Софья, дорогая, столько лет прошло, а ты все еще обижаешься на ту безобидную шутку? — ехидные нотки вновь запрыгали в интонациях дварха.
— Грэ-эм, дам по шее, — Заххар слегка потряс мощным кулаком.
— Все, все… Тебя я понял, умолкаю, а то по шее получу и подвиг свой не совершу, — хохотнул Грэм.
В ответ премьер-министр только головой покачал, Софья звонко рассмеялась.
— Это о каких подвигах ты сейчас разглагольствуешь? — насторожился Заххар.
— Есть разговор, — уже серьезно сказал дварх. — Софья, с твоего позволения мы отправимся в рабочий кабинет твоего мужа. Ты не против?
— Идите уж, заговорщики, — вздохнула жена премьер-министра.
— Мы ненадолго, — целуя ее, пообещал Заххар. — Я скоро вернусь. Идем, герой. Только отдам распоряжение, чтобы в кабинет пригласили отца Лазурия, Мать Драконов, императора и Валдека.
— Император уже в кабинете, — уточнил Грэм, — мы с ним проболтали более трех часов.
* * *
Перемещение отняло у Рифальда почти все силы. Бессонные ночи в подземной лаборатории дали о себе знать. Теперь на полное восстановление уйдет как минимум день или два. Рифальд огляделся — конечный пункт перемещения все-таки выбран неудачно, но времени на обдумывание и моральных сил, чтобы подобрать более приемлемый вариант, у него не было. Но Квертонайская гряда тоже неплохое место. По крайней мере, тут нет людей, и можно все спокойно обдумать. А поразмыслить есть над чем.
Старец опустился на мшистый камень и устало закрыл глаза. Обхватив голову руками, он стал раскачиваться из стороны в сторону, тихонечко подвывая. С приходом на Арлил ненавистной Коричневой Леди вся его жизнь пошла наперекос, все изменилось и полетело в тартарары. Даже ее неожиданное исчезновение, после недолгого пребывания, уже не смогло вернуть привычный уклад. Спрашивается — зачем приходила? Поиграла в могущественную волшебницу, наделала дел и испарилась. А ее кто-нибудь звал? Ждал? Временщики — они все одним миром мазаны! Взбаламутят народ, разломают построенное за столетия и сбегут. А расхлебывать навороченное кому? Лучше бы сидела в своей норе и не вылезала!
Холодный горный ветер упорно пробирался под кафтан магистра, но старик не обращал внимания на это. Ему не было дела до намерений ветра. Все равно нет сил, чтобы наколдовать хотя бы небольшую лачугу. Через день-другой он непременно займется этим вопросом, но не в данную минуту. Камень, поросший мхом, послужит ему временным пристанищем. Изможденному старику только и оставалось, что сидеть и размышлять, предоставляя свое тело на потеху горному ветру.
