Он вздохнул. Дотронулся двумя пальцами до лба Леона.
– Хранит тебя Всевышний. Иди, мой мальчик.
Глава 7
К линии костров ехали на санях. Лошадка шла нехотя, настороженно прядая ушами, всхрапывала. Отец покрикивал на нее, подгоняя.
– Запомни, сынок, сани мы развернем так, чтобы ты мог в случае чего вскочить и гнать обратно. Если я крикну «Беги!», то без разговоров… В сани – и ходу. Сразу к старосте и расскажешь все.
– Что все?
– Все как было.
– А что может быть?
Отец помолчал немного, потом махнул рукой.
– Не знаю. Вчера кто-то напал на один костер. Тушить стали… Мы едва подоспели.
– А зачем тушить костры-то?
– Известно зачем. Чтобы внутрь прорваться. Они огня боятся.
– Кто?
– Точно и не знаю. Мертвяки… Наверное.
– А что, их и не видел никто?
– Линц видел. Так кто ему верит? – Отец пожал плечами. – Может, и не врет. Только если так, то вокруг деревни что-то их много ходит. Кружат, кружат. А подойти боятся. Мы днем ходили. По следам. Вроде человеческие. Много. Но далеко мы не отходили. Боязно все же.
Снова пошел снег. Стало заметно темнее. Отец буркнул что-то злое и хлестнул лошадь.
– А ну живее! Пошла!
Леон представил, как вокруг их деревни в беспросветной темноте ходят жуткие, ломаные тени. Исковерканные смертью и магией мертвецы. Ему сделалось холодно и страшно. Нечего было и думать забить такого палкой, пусть даже окованной железом.
– А если за помощью послать? – робко спросил Леон.
– Мы и послали… – мрачно ответил отец. Впереди замаячил свет костров. – Давно уже как послали.
Навстречу им вышел высокий мужчина в черном лохматом тулупе. Леон узнал его, это был отец Карла, веселого, беспокойного парнишки.
– Привез? – спросил он.
– Да. – Отец вытащил из сена связку факелов. – Держите. Сразу только не палите.
– Уж разберемся как-нибудь.
Леон вылез на снег. Обернулся. Снег медленно засыпал следы.
– Хорошо, сынок. Разворачивай лошадку. И давай за мной к тому костру. – Отец махнул рукой. – Понял?
– Да… – Леон взял лошадь под уздцы, повел ее по снегу.
Позади слышались разговоры. Треск сучьев. Кто-то разгружал привезенный так же на санях сушняк.
Леон шел, чувствуя, как становятся ватными ноги и как страх накатывает душной, слезливой волной.
Ему вспомнился нелепый, детский восторг, когда отец решил взять его в дозор. Сейчас эти чувства представлялись особенно глупыми, как и все потуги казаться взрослым. Вот оно, взросление!
Леон закусил губу. Ему хотелось плакать от страха. Бежать назад, к дому, через. Он посмотрел в темноту. Дороги уже не было видно. Вообще ничего не было видно! Только снег и чернота. Солнце село, и ночь настала внезапно. Обрушилась с неба! Все. Куда бежать? Как не потеряться в этой темноте?! Не заблудиться… Леон представил, как он бродит в этой снежной круговерти, а со всех сторон к нему сходятся, приближаются, вытянув перед собой слепые руки.
Лошадь фыркнула и попыталась ухватить его варежку с налипшими комьями снега зубами.
Леон вздрогнул. Ткнул животное в бок. Обернулся.
Позади него, метрах в пятнадцати, горела цепочка костров.
Вперед нельзя. Там только чернота и нет ничего. Страх сковывал мысли.
Мальчишка повернулся и потащил за собой лошадь.
К огню, к костру! Быстрее… Он побежал, чувствуя, как по щекам льются горячие слезы.
– Леон! – гаркнул кто-то над ухом.
Мальчик отпустил лошадь и с разбегу ткнулся лицом в отцовский тулуп.
Плечи его сотрясались от плача.
– Куда ты с кобылой-то?! Леон! – Отец потряс его. – Очнись!
Он с усилием оторвал мальчишку от себя, встряхнул еще раз, присел, заглянул в лицо.
– Ты что?
Чтобы не видеть его лица, Леон зажмурился. Но предательские, детские слезы все равно текли и текли.
– Эй. – Отец снял варежки и осторожно дотронулся до лица сына. Руки были теплыми. Пахли сеном, давно скошенной травой. Леон ткнулся в них и зарыдал еще сильнее. Теперь уже от облегчения.
– Ну вот, – пробасил отец, прижимая сына к себе. – Поплыл? Ну все-все. Страшно?
Леон закивал.
– Это хорошо, что страшно. Боишься – значит живешь. Это только мертвяки ничего не боятся.
– А огонь?.. – всхлипнул Леон.
– О! – тихо рассмеялся отец. – Точно! Вот видишь, даже мертвые чего-то да боятся. Огня, например. А мы не боимся. Мы на нем кашу варим. Видишь, как оно выходит. У человека оно же как… глаза боятся, а руки делают. Правда?
Леон часто закивал. Он еще всхлипывал, но уже не плакал. Стараясь незаметно вытереть слезы, чтобы, не дай бог, никто не увидел. С отцом было не страшно. Точнее, не так, страх был, но другой. Не похожий на те холодные клещи, что стянули его грудь несколько минут назад.
– Ну, как? Все? – Отец заглянул ему в лицо. – Кончились слезы? Вот и хорошо. Мы ночь всего-то простоим. А там утро. Солнце взойдет. Пойдем с тобой спать. Привыкай… Ты же мужчина. Сестренка будет на тебя смотреть, кто ее защитит?.. Вот то-то.
Он встал.
– А теперь давай. Разворачивай сани и обратно к костру. Живо.
И отец натянул Леону шапку на нос.
Получилось смешно.
Мальчишка фыркнул, замахал руками.
– Палку не забудь… – строго сказал отец.
Когда мальчишка в очередной раз вернулся к костру, отец был уже не один.
– …и снег скрипит, – услышал Леон обрывок фразы, рассказывал старик в наброшенной на плечи бараньей шкуре.
– Что-то рано сегодня, – ответил отец Карла. У него в руках были вилы на неестественно длинной рукояти. – То под утро начиналось. Не хочешь парня назад отослать?
Этот вопрос адресовался отцу Леона.
– Нет. – Тот покачал головой. – Случись что, он убежать успеет. А вот если мертвяки в деревню придут, да без предупреждения. Может получиться совсем плохо.
Остальные закивали. Никто на Леона не глядел. Чему тот был даже рад. Никто не видит зареванных глаз.
Вскоре мужчины разошлись. Леон остался с отцом.
Чтобы не мерзнуть, они прохаживались между тремя кострами, подбрасывая по необходимости ветки. Слишком большой огонь старались не разводить, просто не давали гаснуть.
Поначалу Леон вслушивался, стараясь за треском костров услышать, что происходит там, с той стороны круга света. Ходит там кто-то? Стоит? Ждет?
