Падение не вывело из строя сотрудника НКВД; он немедленно вскочил на ноги. Да и Николай тотчас поднялся бы с пола, но не вышло: тело не желало его слушаться, ходило ходуном. И причиной тому был черный портфель, который сотрясался в Колиных руках, как пневматический молот.
Стебельков метнулся к Скрябину и с размаху врезал ему ногой по лицу, метя в переносицу. Лишь каким-то чудом Николай успел отстраниться, так что чекистский ботинок только задел по касательной его лоб, оставив на нем багровый росчерк. На миг юноша выпустил противника из поля зрения, зато прямо над собой увидел искаженное страхом – но уже без признаков окаменения – лицо своего друга. Свесив голову, тот глядел на него с чердака.
– Выбирайся на крышу! – крикнул ему Николай, но Миша даже с места не сдвинулся.
Стебельков не упустил момента и во второй раз пнул Скрябина ногой – теперь уже в солнечное сплетение, вложив в удар все девяносто килограммов своего веса. Даже портфель смог лишь отчасти смягчить этот удар. Коля испытал такое чувство, будто его стукнул бампером грузовик. Безуспешно пытаясь сделать вдох, он мог только наблюдать, как Стебельков наклоняется к нему – держа в руке сияющие сталью наручники. Как видно, та пара, что осталась на Маслобоеве, не была у чекиста единственной.
И тут с головой сотрудника НКВД встретился непонятный предмет, вылетевший из чердачного люка и хлопавший, как ни странно, явным подобием крыльев. Эта невиданная птица сбила Стебелькова с ног, и он во второй раз повалился на пол – выронив наручники и по-утиному крякнув. Больше никаких звуков – даже матерных ругательств – он не издал.
Коля глядел на него несколько мгновений, но глаза Стебелькова были прикрыты, и подниматься с полу он вроде бы не собирался – по крайней мере, в ближайшее время. Что свалилось на мерзавца (что Мишка сбросил с чердака), Николай теперь понял: по ступеням лестницы, продолжая издавать хлопающие звуки, вприпрыжку скатывался наполовину разломанный ломберный стол.
– Как ты там? – встревоженно вопросил Миша.
Кое-как поднявшись на ноги, Скрябин поднял кулак с оттопыренным большим пальцем. Даже это движение стоило ему сильнейшего спазма в брюшном прессе, но говорить в тот момент он не мог вовсе.
– Может, нам лучше спуститься вниз – успеем, пока этот лежит, – произнес Колин друг, кивнув на Стебелькова.
Николай только помотал головой: снизу, от дверей парадного, доносились стоны и завывания пришедшего в себя Маслобоева. Чтобы выбраться наружу, пришлось бы освобождать его от наручников при помощи отмычек, а демонстрировать их Мишиному соседу Скрябин совсем не хотел. Так что Коля отверг разумнейшее предложение своего друга и полез на чердак.
Там они с Мишей захлопнули люк, придавили его каким-то полуразвалившимся комодом и направились к выходу на крышу. Друзья не бежали – шли почти медленным шагом: оба чувствовали себя обессиленными.
– Скажи, – на ходу обратился к другу Миша, – ты ведь нашел какие-то доказательства по Ярополку, да?
И, несмотря на боль в отбитом животе, на кровоподтек на лбу, на свой черт знает какой вид, Коля не смог сдержаться и широко улыбнулся.
– Да, всё здесь, – сказал он, слегка хлопнул ладонью по портфелю, и там что-то сухо зашуршало – как будто ящерица проползла по опавшей листве.
6
В одном Николаю и Мише повезло. Четырехэтажный дом стоял не на одной линии с пятиэтажным, а прилично выступал во двор. И, если бы не разница в их высоте, то угол дома, с крыши которого спускался теперь Миша, сразу бы скрыл его от глаз Стебелькова – стоило бы только ступить на пожарную лестницу. Но для того, чтобы это случилось в действительности, Михаилу надо было преодолеть не менее трети ее ступеней. И Коля должен был временно перекрыть стрелку обзор.
На лицо чекиста юноша теперь уже не смотрел: он не отрывал взгляда от стебельковского пистолета.
Капитан госбезопасности сделал первый выстрел, и Миша готов был поклясться: пуля пролетела так близко от головы его друга, что едва не задела спутанные Колины волосы. Но – это был промах; Мишина душа на мгновение наполнилась ликованием, и еще две перекладины остались позади.
Чекист выстрелил вторично и вновь промахнулся. Колин друг преодолел еще три или четыре ступени, ожидая, что вот-вот раздастся третий хлопок. Однако его всё не было, да и вообще никаких звуков сверху не доносилось. Кедров перестал спускаться, замер, уцепившись за ржавую перекладину, и прислушивался почти полминуты. Но ничего так и не уловил. Встряхнув головой – словно отгоняя наваждение – он продолжил движение вниз.
Миша не мог этого знать, но он оказался в мертвой для стрелка зоне уже тогда, когда стих звук второго выстрела. Зато Скрябин это понял и собирался уже лезть по пожарной лестнице следом за другом, но – не успел.
Стебельков как-то весь подобрался и, не сводя глаз с Николая, начал отступать в сторону чердачного окна. Удлинившаяся тень чекиста распласталась по чердачной мансарде, начала вползать в окно сквозь распахнутые рамы, а затем – у Коли возникло полное впечатление, что так оно и произошло: тень втянула за собой самого стрелка. Он скрылся за подсвеченными солнцем оконными стеклами, и Скрябин перестал его видеть.
Юноша бросился назад к вытяжной трубе, и тотчас раздались два новых хлопка. Одна пуля сбила краску с кровли в том месте, где Николай только что находился, а следующая – практически настигла его возле трубы. На Колиной левой руке, обнаженной по локоть, появилась багровая полоса ожога – след от чиркнувшей по ней пули. Но в следующий миг Скрябин был уже в укрытии.
Первым делом он глянул на руку, и по лицу его пробежала не то судорога, не то гримаса отвращения; он быстро отвел взгляд. Да и то сказать: ему было на что посмотреть, кроме этой пустяковой раны. Осторожно – прячась теперь с куда большей тщательностью, чем до этого, – он высунул из-за трубы голову и попытался заглянуть в чердачное окно на соседней крыше.
Стебельков с самого начала понимал: Скрябин при каждом его выстреле ухитряется без физического контакта толкать ствол «ТТ». Мало того: Стебелькову, в силу его специфических занятий в НКВД, было даже известно значение слова телекинез. Однако познания эти были чисто теоретическими и поверхностными, и Стебельков не представлял себе, каким именно образом наглый юнец воздействует на его пистолет. Но одно чекист подметил: мальчишка не сводит глаз с его оружия. И переместился в такую позицию, чтобы Скрябин потерял с его пистолетом визуальный контакт.
Сам же Стебельков сквозь разбитую форточку чердачного окна прекрасно видел Колино укрытие, и уж теперь ничто не мешало ему целиться. Когда слева от трубы возникло белое пятно рубашки, он мгновенно выстрелил, уверенный, что попадет Скрябину если не в сердце, то, по крайней мере, в плечо. И выстрел оказался точным, капитан госбезопасности успел это понять; зато в следующее мгновение он вообще перестал понимать хоть что-либо.
Над крышей четырехэтажного дома вспыхнуло второе солнце – куда более яркое и яростное, чем заходящее светило, которое опускалось теперь тускнеющим краем в облако. Вспышка эта поразила Стебелькова как своей силой, так и цветовой гаммой. Чекист мог побиться об заклад, что свет, плеснувший ему в глаза, был черным, хоть и знал наверняка: черного света в природе не бывает. Угольного цвета сполох на время лишил Стебелькова не только зрения, но как будто даже слуха и осязания.
