– Что, что ты видел?
– Колодец – круглый, глубокий, выложенный камнями, с поразительно чистой водой. Только с этим колодцем что-то не так…
– Колодец друидов цел, – выдохнула женщина, – и это после стольких-то лет… – А затем, видя, что Коля глядит на неё вопросительно, проговорила: – Huntington Castle был выстроен в XIV веке на земле, когда-то принадлежавшей друидам. Он стал цитаделью древнего ирландского рода Кэвэна. Только поговаривали, что друиды вовсе не покинули былых мест своего обитания, что их души бродят в подземельях Хантингтона и время от времени сквозь воду колодца переходят в наш мир.
– Для чего?
Вероника Александровна только хмыкнула.
– Ну, а владельцы замка? – не унимался Коля. – Им нравится жить в компании привидений? Они не пытались ничего предпринять? Засыпать колодец, например?
– Они делали такие попытки, но ничего у них не вышло. А потом мужчины рода Кэвэна начали умирать один за другим, и никто не знал, каковы были причины. Последний Кэвэн, владевший замком, не имел сыновей и выдал свою дочь Ванессу замуж за племянника, относившегося к младшей ветви рода – за некого Патрика Хантингтона. По завещанию старого Кэвэна, замок с прилегающими землями и фамильное состояние должен был унаследовать сын Ванессы. Но – события приняли оборот непредсказуемый и трагический. Старик внезапно скончался, а сама Ванесса вынуждена была спешно покинуть Ирландию и никогда более туда не возвращалась.
– А ее сын – я хочу сказать, родился ли у нее сын?
– О, да, только он не стал хозяином Хантингтона. Замком давно уже владеют люди по фамилии Робертсон – да поможет им бог…
5
– Ваша бабушка не могла поведать вам всего, милорд, – сказал Азот, выдержав приличествующую паузу и дав Николаю время, чтобы возвратиться из прошлого. – Но она, разумеется, всё знала о вашем происхождении. Жаль, что судьба леди Ванессы оказалась столь горестной…
– Горестной? Хотите сказать – она умерла?
– Нет, милорд, нет, на этот счет не беспокойтесь: ваша матушка жива и здорова. Говоря о горестях, я имел в виду дела прошедшие, а не настоящие. Мне известно с абсолютной достоверностью: в данное время госпожа Ванесса Хантингтон вполне благополучна.
– Но… – Коля снова закашлялся, и разрывающая боль в груди вернула его к реальности – по крайней мере, к той единственной реальности, которой он на данный момент располагал. – Даже если я впрямь милорд – в некотором роде, – это совершенно не объясняет, с какой стати ты, Азот, решил вдруг поступить ко мне на службу. И чем, позволь спросить, ты занимался с момента кончины Парацельса – с 1541 года? Я эту дату очень хорошо помню: в своих «Оракулах» Парацельс делает предсказания, соотнося их именно с моментом своей смерти. С тех пор прошло почти четыреста лет.
– Да, милорд, всё так: с его кончины прошло 393 года и ровно 10 месяцев. Я никогда не позабуду тот день – двадцать четвертое сентября года 1541-го от Рождества Христова. – Теперь Азот уже не просто вздохнул: крохотное его личико приобрело выражение столь мрачное, что при иных обстоятельствах оно показалось бы Николаю комичным; однако в тот момент ему было не до смеха. – Вы знаете, несомненно, кто такие личные демоны?
Коля кивнул: о подобных созданиях он читал предостаточно, знал, что философы-метафизики, начиная с Платона, рассматривали их как сверхчеловеческие существа, сопровождавшие индивида от рождения до смерти. Проблема состояла лишь в том, что одни считали личных демонов друзьями и добрыми советчиками человека, а другие – приспешниками Князя Тьмы.
– Так вот, – продолжал Азот, – при жизни господина моего, Филиппа Ауреола Теофраста Бомбаста фон Гогенхайма, прозванного Парацельсом, я служил ему верой правдой, и не было тайных знаний, помощи в приобретении коих он не мог бы от меня получить. Но, увы: завершилась моя у него служба внезапно и трагически. Подождите, я сейчас покажу вам.
И он действительно показал, вызвав у Скрябина еще один сон во сне.
…Пожилой (сорока восьми лет – почтенный возраст!) врач и алхимик, изъездивший чуть ли не пол-Европы и побывавший даже в дикой стране – Московии, Теофраст Бомбаст фон Гогенхайм проводил 1541 год в Зальцбурге. Туда пригласил его один из немногочисленных покровителей – принц Палатин. И в Зальцбурге, на постоялом дворе «Белая лошадь», Парацельсу предстояло встретить свою смерть. Скрябин, конечно же, знал об этом, но в том видении, которое создал для него Азот, каким-то поразительным образом ухитрился этого знания лишиться.
Да и никто не сказал бы, глядя на крепко сбитого мужчину с круглым самодовольным лицом, с пронзительными темными глазами, что жить ему осталось менее одного дня. Утром 24 сентября Парацельс стоял посреди алхимического кабинета со странною колбой в руке, поднесенной к пламени свечи.
Что за субстанция в этой колбе находилась – оставалось только гадать: стекло было мутным, поскольку внутри лабораторного сосуда что-то беспрерывно кипело, хоть, по-видимому, и не выделяло при этом тепла. Иначе как господин фон Гогенхайм смог бы держать колбу голой рукой, без перчатки? Впрочем, очень скоро алхимику пришлось оторваться от своего занятия: в дверь комнаты постучали, и Парацельс, бормоча что-то себе под нос, пошел открывать. Колбу со странным содержимым он притулил на полочку возле двери – так, чтобы выставленные в ряд книги скрывали ее от посторонних глаз.
Человек, появившийся на пороге, был, по-видимому, хорошо знаком ученому. Едва увидев его, Парацельс повернулся к нему спиной и пробурчал что-то еле слышно. Слова алхимика куда больше походили на проклятие, чем на приветствие, однако он позволил визитеру войти, только произнес – теперь уже громко и раздельно:
– Не забудьте дверь за собой запереть, Симмонс!..
Поняв, что за человек явился в гости к господину Гогенхайму, Коля Скрябин окончательно уверился в том, что находится под воздействием какой-то причудливой галлюцинации. Ибо этот человек не мог ни к кому приходить в 1541 году – да и вообще не мог никаких действий (вроде бы не мог) в те времена совершать: то был Григорий Ильич Семенов собственной персоной, только облаченный в костюм дворянина XVI века.
– Вы исполнили мой заказ? – поинтересовался (Григорий Ильич) неизвестный субъект.
Беседу они вели на немецком языке – на каком-то непривычном уху немецком; однако Николай великолепно их понимал.
– Я же тысячу раз говорил вам, – Парацельс презрительно и недовольно выпятил нижнюю губу, – делать такие заказы – вам не по чину. И то, что вы финансировали мои опыты – щедро финансировали, признаю́, – ничего не меняет.
– Разве? – Парацельсов гость в деланом изумлении поднял брови. – Тогда, быть может, вы будете столь любезны, что вернете мне мои деньги – раз уж я за них ничего не получил.
– Вернуть деньги? – От возмущения алхимик чуть было не поперхнулся. – По-вашему, тайные знания, которые я вам передал, ничего не стоят? А? Или те книги, которые вы читали здесь беспрепятственно, продаются на каждом углу?
