И надо же было такому случиться, что в этой же больнице оказался Миша Кедров!
– Я сидел в своей палате, как ты велел! – выкрикнул Миша – смущенно, словно в чем-то провинился перед Николаем. – А сегодня ни свет ни заря явилась она, – кивок в сторону Насти, – сказала: нужно идти на процедуры. Я и пошел. А она вкатила мне какой-то укол… Я вырубился, а очнулся уже в санитарной машине, по дороге сюда.
– Всё сказал? – поинтересовался Стебельков, только ухмылявшийся во время Мишиной тирады.
Отвернувшись от Стебелькова и от Миши, словно их здесь не было вовсе, Коля обратился к своей бывшей няне:
– Так значит, ты стала врачом?
– Издеваешься? – Настя изобразила смех. – Я – сиделка в больнице, дерьмо за всеми выгребаю. А позавчера к нам привезли его, – она ткнула пальцем в Стебелькова, – на милицейской машине. И я слышала, как он говорил милиционерам: Скрябин, Кедров. Ну, а когда через несколько часов и сам Кедров у нас появился, я решила: это – знак свыше.
– Что за девка – золото! – попытался вмешаться в разговор Стебельков. – Раздобыла ключи от гаража, так что мы сюда доехали с комфортом – в карете! Да еще в своей больничке пишущую машинку мне отыскала!
Но Скрябин вновь не удостоил ответом капитана госбезопасности – тем более что не понял, к чему тот упомянул о пишущей машинке.
– Ну, допустим, ты решила поквитаться со мной за то, что сделала моя бабушка, – произнес Коля. – Это я могу понять. Но вот почему в союзники ты выбрала эту мразь? Разве ты не знаешь, что он был в числе тех, кто вел следствие по делу твоего мужа?
– На моего бывшего мужа мне начхать! – выкрикнула Настя.
– А вот ему не было начхать на тебя. Он и после смерти хотел тебя защитить. Спроси у своего Ивана Тимофеевича, что на Лубянке сделали с твоим мужем и как он умер!
– Хватит врать! – Настя подскочила к Николаю так близко, что на время он перестал видеть что-либо кроме ее лица. – Ты же сам сказал по телефону…
– Да неправда всё это было, – отмахнулся от неё Скрябин. – Твой муж попросил меня соврать тебе – уже после того, как сам умер. Решил, что тебе так будет легче. На самом деле он покончил с собой в коридоре внутренней тюрьмы НКВД. Или что-то убило его там. Но прежде граждане следователи вышибли ему один глаз и отбили почки, так что он едва мог ходить.
Настю, казалось, ничуть не удивил тот факт, что Николай имел разговор с мертвецом. Медленно она повернулась к Стебелькову, потом так же неспешно пошла к нему.
– Эй, стой, где стоишь! – выкрикнул чекист, и только тут Скрябин увидел в его руке пистолет, который мерзавец вдавливал в Мишин бок. – Не то хуже будет!
– Выстрелишь в меня? – спросила Настя и странно хохотнула.
Стебельков не понял, в чем причина ее веселости.
– Ты что, и впрямь считала, дура, что десять лет без права переписки – это лагерь или ссылка? – выкрикнул он. – Это – могила № 1 на Донском кладбище. И прах твоего муженька покоится там же.
Настя бросилась на него молниеносно, почти как кошка. Но именно – почти. Рефлексы Стебелькова были в полном порядке. Он левой рукой (в правой был пистолет) отбил Настин удар и отбросил девушку от себя. В том, как он это сделал, как Настя отлетела, для Коли было что-то знакомое, что-то страшно знакомое, но раздумывать об этом ему было некогда.
На долю секунды Стебельков отвлекся на девушку, и Николай этот момент не упустил. Пистолет Ивана Тимофеевича сам собой вывернулся из его руки и упал на асфальтовую дорожку зоопарка.
– Мишка, беги! – крикнул Скрябин, метнувшись к упавшему оружию.
И Кедров попытался вырваться из стебельковской хватки, но только ничего у него не вышло. Чекист ударил Михаила по ноге – как раз по тому месту, куда полтора дня назад вошла пуля, – и Колин друг скорчился от боли, поневоле привалившись к Стебелькову спиной. Бинтовая повязка на Мишиной ноге окрасилась кровью.
Но этим несчастья не закончились. Настю удар Стебелькова сбил с ног, но, как нетрудно догадаться, не причинил ей особого вреда. Девушка легко вскочила с земли и схватила пистолет, опередив Скрябина.
4
Человек с винтовкой, оснащенной оптическим прицелом, следил за этой сценой, лежа за травянистым холмиком – метрах в сорока от вольера с белыми медведями. Он, пожалуй, выстрелил бы в девчонку (как и велел ему Иван Тимофеевич), но она стояла слишком близко от того, другого: рослого черноволосого парня.
Стрелок был, во-первых, служителем зоопарка, а, во-вторых, секретным сотрудником НКВД. Именно он – сексот, с которым работал когда-то Стебельков, – самим фактом своего существования предопределил выбор места для этой встречи. Что бы там ни сказала Стебелькову Анна, отпускать Скрябина живым капитан госбезопасности не собирался. Но и убивать его раньше, чем тот исполнит кое-какие требования, Ивану Тимофеевичу было не резон. И Стебельков строго-настрого предупредил своего порученца: в случае чего можно пальнуть в девку, можно также застрелить мальчишку с повязкой на ноге, но стрелять в долговязого брюнета до особого сигнала нельзя ни под каким видом.
Так что лубянский осведомитель повременил пока нажимать на курок, только следил пристально за тем, что творилось рядом с медвежьим вольером.
– Отдай пистолет мне, золотко, – вкрадчиво произнес Иван Тимофеевич и протянул за оружием левую – изуродованную – руку; правой рукой он удерживал Мишу.
И только тут, при виде большого пальца этой руки – несуразно длинного, отходящего от ладони под углом, явно превышающим девяносто градусов, – всё для Коли встало, наконец, на свои места.
– Доктор Моро… – произнес он почти благоговейно.
Ни Стебельков, ни Настя, ни даже Миша Кедров не уразумели, что бы это могло означать.
– Настя, – Скрябин вновь обращался к одной только девушке, – помнишь того мерзавца из ГПУ, которому я откусил часть руки двенадцать лет назад? Так вот он – прямо перед нами.
Настя опешила, Стебельков же только ухмыльнулся.
– Я еще позавчера знал, что ты – тот щенок, которого мы тогда не добили, – сказал он; обращаться к Николаю на «вы» и по имени-отчеству чекист явно не видел больше смысла. – Мне сказал об этом… – Стебельков открыл рот, чтобы произнести имя главы «Ярополка» – да так с разинутым ртом и застыл.
«Этот тоже забыл Семенова», – констатировал Коля. Ему стало, наконец, ясно, почему Стебельков вознамерился разделаться с ним и с Мишей именно 24 июля. Иван Тимофеевич тогда решил: Скрябин всё узнал о нем и давно убил Анну – с одной лишь целью навредить ему, Стебелькову.
Но для Насти информации оказалось чересчур много.
– Да пропадите вы все пропадом!.. – вскричала она таким голосом, что в вольере проснулся один из белых медведей, и послышалось его довольно громкое ворчание. – Сами разбирайтесь между собой! – И с этими словами она перебросила стебельковский пистолет через вольерную решетку.
