— Держись крепче.
— Я мог бы и сам… — прошептал тот, но послушно уцепился за плечи.
Колдун в последний раз глянул на мертвую химеру и сначала пошел, а потом побежал в лес, прочь от озера.
— Хул делает большую глупость… — бормотал он по дороге. — Неужели она хочет запереть демонов в подземельях, а внешние земли отдать химерам?
— Она теперь Хозяйка, — ответил Мёдвик, прижимаясь щекой к его плечу. — Она делает, что желает. И у нее есть Рубин.
— Все равно глупо… Демоны не простят ей. — Эмил перелез через замшелый ствол ели, лежащий поперек дороги. — Мне кажется, или ты стал тяжелее?
Мальчишка промолчал.
Полудемон побежал быстрее. С каждой минутой дорога становилась все более знакомой. Густой ельник закончился. Появились высокие сосны. За пригорком негромко журчала вода.
Спустившись в овраг, Эмил перешел ручей. Насколько он знал, химерические кошки, преследуя врага, полагаются на чутье. Если они обнаружат труп своей сестры, убитой им, и бросятся в погоню, то потеряют след на берегу.
Волчье чутье подсказывало, как лучше запутать предполагаемых преследователей. Он долго брел по колено в воде, сожалея, что не может воспользоваться магией Рубина, часть которой, как утверждал Мёдвик, скрыта в нем. Мальчишка, висящий на спине, казался слишком горячим, и пахло от него нездоровым жаром и кровью — этот запах мог привлечь не одного хищника.
Один раз Эмил снова услышал гул открывающегося телепорта, и заторопился сильнее, скользя на мокрых камнях. Будь он человеком, он бы уже не один раз упал. Будь демоном — не выдержал и разорвал беспомощную жертву. Но он был тем и другим лишь наполовину, поэтому терпел, хотя его собственные раны болели, сердце колотилось все сильнее, а дыхание сбивалось с каждым шагом…
Когда впереди появились очертания крошечного домика с провалившейся крышей, он уже едва стоял на ногах. Это был та самая лачуга, о которой говорил Мёдвик. Эмил узнал ее по запаху гниющего дерева и дыма. Заброшенная сторожка стояла на крошечной полянке, вокруг которой буйно разрослись рябина и дикий шиповник. И это — вместо великолепного каменного замка. Отличная замена, ничего не скажешь. В другое время колдун посмеялся бы над удивительными превратностями судьбы, но сейчас ему было все равно.
Он удобнее перехватил Мёдвика, поднялся по покосившемуся крыльцу, дернул дверь, но она была заперта.
С той стороны прозвучали быстрые шаги, и встревоженный женский голос спросил:
— Кто там?
— Открывай быстрее, — отозвался полудемон.
В ответ раздалось громкое аханье, загремел засов, дверь распахнулась. На пороге стояла девушка в грубом сером платье. В одной руке она держала свечу. Робкий огонек осветил позднего гостя, и Эмил снова увидел себя со стороны, теперь ее глазами. Горбатое чудовище с оскаленной в тяжелом дыхании пастью. Крестьянка зажала ладонью рот, заглушая крик, и отступила на шаг.
— Это ты… неужели… — произнесла она невнятно, потом перевела взгляд на Мёдвика, и зрачки ее расширились. — Что ты…
— Я ему ничего не сделал, — насмешливо отозвался колдун и вошел в дом. — На нас напали.
— Сюда, — голос ее стал спокойным и решительным, хотя в зрачках еще плескался прежний страх. Она подняла свечу выше, показывала Эмилу, куда идти. — Его надо перевязать.
Колдун опустил мальчишку на груду сена, покрытую старой попоной. Выпрямился, чувствуя, как разламывается от боли спина. Мельком оглядел жалкую комнатку. Несколько досок в полу провалилось, в окне нет рамы и дыра затянута куском холстины. Печка почернела от копоти.
Полудемон фыркнул презрительно, повернулся спиной к суетящейся девушке и вышел на улицу.
— Эмил! — воскликнула она. — Куда ты?! Постой.
Но он лишь равнодушно дернул плечом.
Пожухшая от холода трава никла к земле. Из нее поднимались тонкие стволики рябин. Деревенские жители часто сажали это дерево возле домов, считая его защитником от всякой нечисти. «От меня, то есть», — с усмешкой подумал колдун, протянул руку, сорвал горсть красных ягод и сунул в пасть. Челюсти тут же свело от горьковато-кислого вкуса, пустой желудок скрутило от голодной боли. Но он продолжал жевать, мстя своему безобразному телу, которому снова захотелось сочного сырого мяса.
Пробравшись сквозь кусты шиповника к сараю, пристроенному к торцу дома, Эмил открыл дверь, висящую на одной петле, заполз на сухое сено и со стоном растянулся на нем. Сквозь прорехи в крыше было видно постепенно светлеющее небо и ветку, на которой сидел толстый снегирь, похожий на спелое яблоко…
Вокруг вукодлака плыла чернота, испещренная серебряными полосами. Эмил вынырнул из прошлого в реальность, которая оказалась крепко стиснутой временным зеркалом.
Некоторое время колдун переживал раздвоение сознания, одна часть которого никак не хотела расставаться с двумя людьми, оставшимися в старой сторожке несколько тысячелетий назад, а другая отчаянно искала ответ на вопрос: «…Почему мне показали именно это?!»
«Быть может, через эти отрывочные воспоминания я смогу узнать нечто по-настоящему важное…», — подсказало что-то из глубин души. Эмил закрыл глаза, отогнал смятение, наполнившее душу после видения, и решил: «Я должен узнать, чем занят оборотень».
Это оказалось легко.
Еще одно мысленное усилие — и он смог различить, куда смотрят Гэл с ангелом. Оба оказались слишком привязаны к своему бывшему воспитаннику, аватаре Буллфера, и пытались найти его. Выяснить, что с ним стало.
Оба смотрели в настоящее…
«Примитивы! — презрительно оскалился вукодлак. — Они не понимают! Получив драгоценный шанс прикоснуться к знаниям, не надо тратить его на любование пустыми картинками событий сего дня. Надо узнавать, что заставило мир стать таким, какой он есть! Истинная помощь не в том, чтоб вытаскивать из бед некоего Атэра. А в том, чтобы отсечь ошибки прошлого, приведшие к его бедам. Очень давнего прошлого… — Эмил рассмеялся мысленно, и на его морде проступило высокомерное самодовольство. — Они даже не догадались, что сам Атэр является такой ошибкой! Последствием моей оплошности. И больше я ее не допущу…»
Полудемон кивнул сам себе, а потом прильнул к зеркалу, в которое так заинтересованно смотрели Гэл и Энджи.
ГЛАВА 7
Встреча с нелунгами
Высокие стены Рэйма скрылись за маревом горизонта день назад. Дышать сразу стало легче, хотя иногда все еще казалось, будто вой труб катится вниз с холмов и тугой воздушной волной толкает в спину.
Атэр ехал впереди один. Остальные цепочкой растянулись следом. Вокруг, куда ни кинь взгляд — пологие холмы, поросшие сухой травой. Она моталась по ветру, разбрасывая острые булавки семян. Те цеплялись за одежду, хвосты лошадей, падали в мертвый песок. Небо слепило синевой. Воздух, наполненный горькими запахами, сушил горло. От жары тело покрывалось липким потом. Солнце светило в спину, и тени, ложащиеся на неровности дороги, наливались пунцовой краской.
