– Мистер Боунс, вы там не гвозди забиваете? – язвительно осведомилась она. – Команды приступать еще не было.
– Простите. – Тощий долговязый мальчик с худым длинным лицом оставил прибор в покое.
– Затем наберите немного воды в стаканчик и капните пипеткой оттуда на предметное стеклышко, – преисполненная собственного достоинства, учительница прохаживалась вдоль парт, наслаждаясь всеобщим вниманием.
Эмили отчетливо почувствовала, что боится шевельнуться! Чтоб избавиться от неприятного ощущения, девочка положила руку на грудь... туда, где мирно дремал Орин.
– Приступайте, – после театральной паузы приказала мадам Живье.
Никодемас установил гиперглаз свой и Эмили, попутно шепотом поясняя последовательность действий при настройке. Потом ребята по очереди набрали воды. Выпуклая самодовольная капля прозрачным кристаллом возвышалась над поверхностью стекла.
– Теперь внимательно посмотрите на то, что обитает в обычной питьевой воде. – Учительница остановилась, покачиваясь с пятки на носок и обратно.
Ребята склонились над приборами и принялись вертеть скрипучие ручки, настраивая увеличение и резкость.
– Какая мерзость! – прошептала Берта, и две или три девочки эхом повторили ее слова.
– Это еще не мерзость, – заверила мадам Живье. – Ваша задача – внимательно рассмотреть мельчайших животных, которых вы не увидите невооруженным глазом. Затем я предложу вам зарисовать их, а после этого мы проведем ряд простейших опытов.
Эмили исправно смотрела, запоминала и зарисовывала под интереснейший рассказ учительницы о жизни, существование которой до этого дня оставалось для девочки загадкой. Правда, тревожили мысли о Робин...
Остаток практического занятия пролетел незаметно: ребята заставляли амеб переплывать из капельки в капельку. В конце урока недовольной осталась одна Берта, подавляющее же большинство (включая саму мадам Живье) пребывали в приподнятом настроении. Даже на большую перемену никто отправляться не спешил.
Убрав стаканчики и пипетки, ученики нехотя покинули Оранжерею.
– Как там Би? – вздохнула Эмили, пристраивая на спине портфель.
– Вот заладила, – раздраженно бросил Никодемас.
– Тебе разве совсем ее не жаль? – искренне удивилась она.
– Жаль, конечно, – после паузы отозвался тот. – Но не настолько, чтоб думать об этом все свободное время!
Девочка не нашлась что ответить, поэтому просто промолчала. Следующими по расписанию значились «Труды». Целых два урока. Самым неприятным в этом оказалась перспектива расстаться с Никодемасом, поскольку у мальчиков и девочек урок труда проходил раздельно.
– Что за дикость? – возмутилась Эмили, недоверчиво рассматривая горячую сосиску.
– Разве ты не ешь мясо? – Никодемас совершенно не следил за ходом ее мысли.
– Я об уроке. – Она решительно приступила к еде.
– И что? – прихлебывая чай, улыбнулся тот. – Не переживай: мне будет труднее, чем тебе.
– В том-то и дело! – Эмили сверкнула глазами. – Это что за ерунда?! Чем девочки хуже мальчиков?! Почему нельзя учиться всем вместе?
– Остынь, – попросил Никодемас, – на нас уже оборачиваются.
– А мне все равно! – бушевала она.
На ребят действительно с интересом таращились ученики постарше.
– Эти вопросы не ко мне, – вдруг сообразил мальчик. – Не я это придумал.
– Просто скажи мне: справедливо поступать так? – Эмили взяла Никодемаса за руку и настойчиво посмотрела ему в лицо.
Сзади кто-то прыснул. Именно этот момент выбрала Роби, чтоб споткнуться на развязавшемся шнурке, перевернуть поднос с едой себе на грудь и свалиться на пол:
– Я шла к вам, – всхлипнула она. – А тут... а теперь... что я есть буду-у-у-у?..
– Ш-ш... – Вид стремительно краснеющих глаз не мог оставить равнодушным. – Успокойся, прошу тебя... Сейчас мы что-нибудь придумаем...
Эмилия поднялась из-за стола и склонилась над несчастной, когда из группки старшеклассников к ним вышел красивый блондин:
– Ваш персональный рыцарь уже здесь, Леди.
Обе подруги обернулись на голос. Высокий стройный мальчик лет пятнадцати сверкал белозубой улыбкой. Без дальнейших предисловий он помог Робин подняться и, протянув руку к свежему еще пятну, скомандовал: «Рурсус Мундус». Через мгновение полосатый свитер, надетый поверх формы, принял прежний вид.
– Благодарю. – Эмили изящно склонила голову, как сделала бы ее мать.
– Я был счастлив помочь Вашей... – Никодемас заметил, насколько мучительно мальчишка подбирал нужное слово, но так ничего особенного и не нашел, – подруге.
Одарив девочек еще одной завораживающей улыбкой, нежданный помощник развернулся и слился с компанией своих одноклассников.
– Кто это? – убедившись, что тот не слышит (в противном случае, подобное выглядело бы невежливо), спросила Эмили.
– Это... – Роби сияла. – Это Чарли!..
По непонятной девочкам причине, Никодемас вдруг сорвался с места и ушел.
– Что с ним? – расстроилась Би.
– Ничего. – Эмили сделала вид, что все в порядке. – Ты помнишь, я вчера отравилась? Что-то мне страшно есть. Вот тебе мои деньги на обед. Все равно не пригодятся.
Она направилась к выходу из кафетерия, полная решимости выяснить отношения.
На первом этаже, как обычно, шумел народ. Эмили окинула цепким взглядом стайки пестрых ребят, но так и не нашла, что искала. В душу без стука ввалилось одиночество. Если бы она была дома, то непременно заплакала бы.
– Что-то потеряли, мисс? – Каспар Кроу возник будто из воздуха.
– Скорее кого-то, – пожаловалась та. – Помните мальчика, которого вы ругали перед прошлым уроком?
– Никодемас у меня... прячется, – склонившись, шепотом сообщил он. – Сорванец натворил что-то?
– Ничего, – честно ответила Эмили.
– Следуйте за мной. – Девочка по привычке взяла мистера Кроу за руку – как папу, Люса или Альхен.
Перебинтованная серой тряпкой кисть на ощупь напоминала дерево... Но Эмили не стала отдергивать руку. И не потому, что это было бы невежливо, – человек с грустными черными глазами понравился ей с первой встречи.
Из холла мужчина свернул в неприметный коридор, слабо освещенный тусклыми лампами. По обе стороны коридора чернели обитые металлом двери, за которыми что-то происходило. За одними прятались канализационные трубы, за другими – насос, и так далее. Коридор вел под уклон, лампы стали попадаться реже... Поворот, крошечная площадка с каменным полом – и последняя дверь, бесшумно распахнувшаяся внутрь.
