— Иначе не заставить переоценить ценности, — горячим шепотом заговорила отроковица. — У мужчин такая природа, физиология. Надо хоть раз в жизни дать возможность человеку остаться наедине с собой и крайней опасностью. Чтобы мог заглянуть за край, а потом испытывать наслаждение и счастье от маленьких радостей. Люди сами об этом догадываются и занимаются экстримом — смотрят фильмы ужасов… Но все извращенно!
От страха к Зарнице вернулся рассудок. Или Рассохин уже начал сходить с ума, ибо со всем, что сейчас сказала блаженная, он был согласен.
Лодочный мотор уже выл где-то за ближайшим поворотом, и отроковицу вновь заколотило.
— Тихо, все хорошо, — попытался привести ее в чувство. — Они проедут мимо, не бойся.
И пожалел об этом: блаженная вцепилась в его запястье, вонзив кошачьи грязные ногти, в глазах стояло абсолютное безумие. Он попробовал отнять руку и понял, что оставит часть кожи в ее когтях, а возможно, и мяса.
Тяжелый, мятый «Прогресс» выскочил из-за пихтового мыса и потянул к противоположному берегу — моторист отлично знал реку и резал углы, минуя фарватер. Свободной рукой Рассохин поднял бинокль — трое мужчин и женщина, группа в старом составе. Мужики в армейском камуфляже, а предводительница в черной блестящей коже, чем-то напоминающей издалека змеиную. На носу лодки лежал перевернутый вверх дном короткий долбленый облас,
[34]
видимо, чтобы проходить соры. Лодка вписалась в поворот, потянула за собой пенный кильватерный след, и он ощутил, как блаженная пришла в себя, выпустила запястье и облегченно перевела дух.
— Ты зачем меня поцарапала? — миролюбиво спросил Рассохин. — От страха, что ли?
— Нет, — сдержанно обронила она.
— А от чего?
— Чтобы самой не думать. И отвлечь тебя. Видишь, Матерая не услышала и проехала мимо. Мужчин от мыслей можно отвлечь только болью.
Вой мотора облетел речную меандру и сбавил обороты — вошли в протоку, ведущую к Красной Прорве. Через минуту и вовсе стало тихо, густое чернолесье поглощало всякие звуки. Похоже, кончился срок испытаний Скуратенко, поехали снимать с креста.
— Она владеет чародейством, — доверительно сообщила отроковица. — И чары свои направляет во зло.
— Понятно… А что за мужики с ней?
— Свита.
— Так у вас в общине матриархат?
Это была запретная тема, вероятно, поэтому она уклонилась от ответа.
— Женщины ближе к природе и космосу. Матриархат — естественное устройство жизни людей.
Рассохин нашел уязвимое место:
— И у вас не хватает мужчин? То есть отроков. Верно? Дефицит, причем значительный, как и везде. Ты не ужилась в женском коллективе и бежала…
Проблески некоего разумного практицизма у Зарницы чередовались с полным безумием, причем возникали внезапно, и Стас впрямь начинал верить в существование иного сознания.
— Поэтому не волнуйся, с твоим Яросветом ничего не случится, — отчеканила блаженная. — Да и он сам уже никуда не уйдет. Так на кругу сказал, по своей воле. После испытаний станет надзирающим братом. Редко кто на первом году получает высокое посвящение. От добра добра не ищут.
— Значит, Галицын попал в малинник?
— Он Матерой нужен, — с завистью произнесла она. — Она его сразу прибрала к рукам, принцесса заморская.
— Почему заморская?
— С проповедником из Канады приехала. Потом вздумала от него избавиться.
— Нерусская, что ли?
— Русская, из духоборов. Тех самых, что Лев Толстой в Канаду отправил.
Рассохин к своему стыду не знал, кто такие духоборы, коих отправлял в Канаду сам граф Толстой.
— А Скуратенко, значит, Матерой не нужен?
— Кто это?
— Моторист из Усть-Карагача. Которого на жерди распяли!
— Он тоже понравился хозяйке, я слышала. Сама сказала на кругу.
— За это и казнила?
— Ты не понимаешь! Это не казнь! Он станет… Как бы это сказать? Продолжателем рода Кедра. Если смирит нрав, пройдет испытания…
— Какое испытание придумали Галицыну? То есть Яросвету?
— Самое почетное. Осенью на поединок выйдет с богом леса.
— Да он что, Геракл, что ли, с богами сражаться? Ты хоть знаешь, кого здесь называют богом леса?
— Я еще не прошла посвящения. На кругу говорили…
— Не посвятили, так я посвящу. Бог леса — это сохатый, бык! И осенью у них начинается гон. Ты понимаешь, что может случиться?
Она понимала, однако же упрямо вымолвила:
— В свите с Матерой состоят лишь сильные духом отроки.
Переубеждать ее не имело смысла, поэтому Рассохин сказал со вздохом:
— Разочарую тебя, Зарница: Скуратенко испытаний не прошел. В больницу отвезли.
— Если Матерая его на жердь поставила, — уверенно сказала отроковица, — значит, видит в нем силу. Слабых иначе испытывают. Кто ей в руки попал, тот не уйдет. Они даже выкрасть могут.
— Ну и дела! — восхитился Стас. — Помню времена, когда на Карагаче женщин крали, отроковиц. Теперь все поменялось!.. А что, мужики к вам в общину сами не идут? Не хочется с лосями драться?
Блаженная взглянула с вызовом, должно быть, хотела сказать что-то резкое в отношении мужчин, однако не решилась.
— Хочешь влепить ей пощечину?
— Кому?
— Матерой, своей командирше!
— Что ты! Это невозможно!
— А если случай представится? И ты врежешь ей от души. Все сразу пройдет, самая лучшая реабилитация. Ты же хочешь выйти из-под ее чародейской власти?
— Хочу…
— Вот в этом я тебе помогу. Но ты должна помочь мне выручить из плена Галицына.
Блаженная подумала, в глазах блеснула надежда — и в тот же миг исчез разум.
— Мы выручим вместе, и я возьму Яросвета себе! Он такой симпатичный отрок! Я видела его обнаженным. Всех отроков видела, но этот лучше… У него брюшко отвисает, но это поправимо. На вегетарианском рационе он станет мускулистым и сильным.
— Где ты его видела? В бане?
— Нет, на кругу. Когда была релаксация. Мы лежали рядом. Потом я втирала масло в его тело.
— Вы что, голые на круг выходите? Ничего себе релаксация!
— Нагота — естественное состояние человека. Ты ведь страдаешь от того, что приходится одеваться? Все мешает…
— Не страдаю.
— Давай обрядимся в белые одежды? Пока Матерая не приехала? И ты узнаешь, как это прекрасно. У меня есть немного масла…
