— Да-да, — интеллигентно опомнился профессор. — Вы готовы меня выслушать?
— Давно готов. Только пока ничего вразумительного не услышал.
Мысль профессора скакала и путалась, он говорил как блаженный, лишенный блаженства, то есть какой-либо радости от своего состояния. Напротив, им довлело вызывающее, обозленное отчаяние непризнанного гения.
— Вы ученый и должны меня понять… Как бы это ни парадоксально звучало… Несколько раз я принимался излагать концепцию, и мне не верили! Принимали за абсурд, бред… На сей раз я избираю другой способ изложения. Прошу вас, отнеситесь спокойно, я приведу вам систему фактов и доказательств. Не перебивайте меня! И тогда я подведу вас к определенному умозаключению.
— Ну подводите же!
— Вы слышали, на Карагаче есть некто Сорокин? Прибыл к нам из Канады семь лет назад.
— Есть такой.
— Приехал и ни с того ни с сего арендовал по Карагачу семнадцать участков земли. Конечно же, за взятки… Географическое расположение этих участков невероятным образом совпадает со старообрядческими поселениями и скитами. Как вы понимаете, это не случайно. Спрашивается, с какой целью? Добывать кедровый орех и масло? Но зрелые кедровники всего на двух участках! Арендовал, чтобы расставить пасеки? Но пасека у него всего одна, и та на Гнилой Прорве. Впрочем, как и лосиная ферма…
— На Красной Прорве Сорокин вел раскопки, — вставил Рассохин, чтобы ускорить повествование. — Возможно, и в других местах. Его интересуют кержацкие клады.
— Вот! — ухватился профессор. — Вот его истинные намерения! Все промыслы — фикция, прикрытие грязных, преступных дел! Он давно подбирался к Карагачу, еще лет двадцать назад приезжал в СССР с группой канадских тележурналистов. Еще совсем молодым человеком. А сам расспрашивал наших ученых о сибирском старообрядчестве… Он шпионил!
— Говорят, он сам из кержаков…
— Типичный поповец! Я установил его родословную — он из мелкопоместных дворян, из иммигрантов первой волны. Знаете, кто был его прадед?
— Знаю, — наугад, но твердо сказал Станислав Иванович. — Жандармский офицер.
Дворецкий аж присел.
— Откуда вы знаете? Кто сказал?
— Работал в архивах…
— Вы делаете успехи! — словно ученика похвалил он. — С вами легко разговаривать. В таком случае вам понятно, почему жандармское управление в течение пятнадцати лет изучало и наблюдало за старообрядческим населением Карагача. Причем работало в режиме строжайшей секретности. И руководил этим Сорокин! Как известно, жандармы в России занимались делами исключительно государственной важности. А что могло их привлечь в этой сибирской глухомани?
Вероятно, Дворецкий долгое время читал лекции и привык задавать наводящие вопросы, которые еще в студенчестве Рассохина раздражали, а сейчас и вовсе казались тягомотными, предназначенными чтобы подчеркнуть собственную значимость.
— Покороче можно, Михаил Михайлович? — язвительно попросил он. — Представители власти уже стучат копытами.
Профессор будто его не услышал, закатив глаза, продолжал плести кружева:
— А фигура жандармского штаб-ротмистра Сорокина! Это отдельная повесть. Между прочим, он из университетской среды, преподавал историю, имел дружеские отношения с Соловьевым! И заметьте, был приглашен на службу в жандармерию и дважды встречался с государем. Многих ли начинающих жандармов Николай облагодетельствовал аудиенцией?.. И о чем это говорит?
В другой бы раз Рассохин с удовольствием его послушал — на самом-то деле Дворецкий неплохо рассказывал, много чего знал, умел интриговать, но сейчас его голос казался нудным, а повествование неинтересным. Потому что Лиза стояла с сотрудниками возле костра, что-то говорила, а сама часто поглядывала в его сторону. И это подвигло Рассохина на неожиданный поворот.
— Слушайте, профессор, а вы все это рассказывали своей спутнице? — спросил он. — Журналистке?
— Разумеется! И кстати сказать, Елизавета Максимовна сразу же признала мою концепцию как единственно верную и доказанную. Теперь будет продвигать ее в академии… Впрочем, возможно, и не потребуется. Если экспедиция состоится и мы отыщем Стовест.
— А это что такое?
— Конечно же вы даже слышать о нем не могли! — по-ребячьи изумленно воскликнул профессор. — Стовест — это одно из названий, возникло в середине семнадцатого века, молчуны сократили для удобства. То есть он содержит ровно сто вестей о грядущем. Начиная с бытия человеческого и кончая вечностью божественной… Но я все по порядку! Итак, начало третьего века нашей эры, Канишка, император Кушана.
[37]
Представляете?
— Давайте так, Михаил Михайлович. Я сейчас поеду на Гнилую и возьму с собой Елизавету Максимовну. По дороге она мне все и популярно растолкует. Видите ли, я не историк и не филолог, трудно воспринимаю терминологию. А журналисты умеют подать материал доступным языком.
— Пожалуй, вы правы! — обрадовался тот. — Но захочет ли она поехать с вами?
— А вы объясните причину.
— Несмотря на свой ум, она достаточно строптивая особа, — шепотом поделился Дворецкий и пошел первым. — Будьте с ней осторожнее, главное, не злите, она сердится…
Не приближаясь к костру, он знаками отозвал Лизу и теперь уединился с ней.
— Ну что, проел вам печенку профессор? — спросил Кошкин. — Не пытался арестовать?
— Мы с ним мило побеседовали, — усмехнулся Рассохин. — Но я так и не понял, о чем.
Гохман с Рябышем уже готовили сети — привязывали дополнительные грузила. Стас собрал и отнес в лодку рюкзак, участковый загрузил канистры с бензином. Улучил момент, склонился и прошептал:
— Гляжу я на вас с этой журналисткой… А вы ведь давно знакомы, или я в людях ничего не понимаю.
— Кто еще так глядит?
— Пока никто.
— Тогда помалкивай.
Договорить Рассохин не успел, поскольку Дворецкий привел Лизу.
— Не давай полных оборотов! — громко взмолился участковый. — Пожалей мотор!
— Елизавета Максимовна любезно согласилась на ваше предложение, — отчего-то радостно сообщил профессор. — Она посвятит вас во все наши тайны. Но когда вы дадите ответ?
— Какой ответ?
— По поводу научного руководства экспедиции?
Стас подал руку Лизе и помог сесть в лодку.
— По возвращении, Михаил Михайлович!
И с силой вытолкнул лодку на стремнину.
Обкатанный и обласканный Гохманом мотор заводился с полоборота. Рассохин помахал рукой, включил скорость и сразу закрутил на румпеле полный газ. Старая «Казанка» выскочила на глиссер, и ветер привычно толкнул в грудь.
