Митрополит ничего о их судьбе не знал да и знать не мог, ибо хранители поступали, повинуясь некому собственному уставу и еще тому, что могли вычитать из Стовеста. После долгих и старательных розысков бояре обнаружили некие свидетельства, указывающие, что Мономахова ересь вкупе со схимниками Троице-Сергиевой обители были похищены и сейчас находятся в Речи Посполитой, о чем и было донесено государю. Знали об этом сами поляки или нет, сказать было трудно, однако последующая смута и воинственные притязания их на русский престол говорили о многом.
Вторым, кто приложил руку к поискам Книги Пророчеств, был Филарет, правивший за малолетнего Михаила. Принимая митрополичий сан всея Руси, он прикоснулся не к содержанию, но к таинству ее существования и, разумеется, вздумал вернуть святыню новой династии и тем самым скрепить Романовых с Рюриковичами. Розыски, естественно, он доверил двум монахам, родным братьям, которые много лет ему прислуживали. Неизвестно, кем они были до пострижения, однако же эти иноки скоро сделали вывод, что Стовест никогда не был во владении поляков, и потому они осадили Троице-Сергиев монастырь, обыскивали Кремль, прочие обители, церкви и метались по центральным землям в поисках заветной книги, дабы Русь признала и присягнула королевичу Владиславу. Сообразительные братья пошли по следу поляков, который вывел их на Кострому, где, по их убеждению, и прятали святыню. Оба они были переведены в один из монастырей Костромы, где до самой смерти Филарета осторожно выведывали, где хранится Книга Пророчеств, однако было неизвестно, удалось ли им ее обнаружить.
Алфей занимался архивными розысками по своей воле и из любопытства, его страстно влекло проследить судьбу святыни и разгадать историческую загадку. В этом деле он продвинулся до Никонианского раскола, в период которого Стовест уже разыскивал Алексей Михайлович, под видом исправления богослужебных книг перетряхивая монастырские библиотеки. Князь Воротынский, лично занимавшийся розысками при Тишайшем, также установил, что последним пристанищем хранителя Мономаховой ереси была Кострома, и, судя по приверженности древлему благочестию, сии схимомонахи не собирались являть святыню антихристовым слугам. Говорили, будто один из них, нарушив обет молчания, открыто ругал царя, патриарха Никона, мол, один сдохнет в узилище на цепи, а другой родит наследника-сыноубийцу, который, воцарившись, исторгнет из Руси староотеческие нравы и обычаи. Сию хулу люди слушали и поддерживали, считали, будто блаженный схимник — истинный праведник, не догадываясь, кто он на самом деле.
И еще был слух — хранители имели сношения со старцем Григорием и Аввакумом.
Чтобы идти далее, требовались дозволения начальства на работу в недоступных архивах Синода, Троице-Сергиевой лавры и даже императорского двора, куда простому преподавателю ход был заказан. Он тогда еще совершенно не подозревал, в какие тайны он проникает и что за этим последует. С момента пропажи святыни миновало много времени, и теперь она уже казалась не более чем занимательной легендой и головоломкой для человека, пристрастного к истории отечества своего. Интерес императора, вызванный его запиской, говорил лишь о том, что Стовест до сей поры не найден и мог бы ныне сослужить государю спасительную службу в деле утверждения монархии.
Муромцев не произносил подобные вещи открыто, однако по косвенным примерам, по оговоркам или намекам Сорокин это прочитал, и когда из уст генерала прозвучало следующее:
— А хотите, Алфей Власьенич, заниматься поиском Книги Пророчеств не на досуге, а каждодневно, или как сейчас говорят — профессионально? Дело пойдет на благо Отечества. И если учесть наши неспокойные времена…
Уже через месяц Сорокин получил первое звание вахмистра — поступление на службу в жандармерию было обязательным условием, — и двух сообразительных, неплохо образованных младших чинов, происхождением из староверов, имеющих опыт игры в домашних театрах себе в помощь. И еще получил прямое подчинение генералу корпуса — в связи с особой секретностью поручения никаких иных начальников для него не существовало. В одночасье Алфею стали открываться все двери, включая придворный архив Его Величества, куда он ранее даже не мечтал попасть. Будучи же своим по вероисповеданию, его принимали в самых именитых домах старообрядцев как Петербурга, так и Москвы и, не ведая, где он служит, но зная, чем занимается, показывали личные архивы и с удовольствием вспоминали старые семейные предания.
Кроме собственно розысков, Сорокин начал изучать и обобщать опыт всех государственных мужей, кому так или иначе поручалось сыскать Книгу Ветхих Царей. Особенно прилежно и с великим терпением этим занимался сам Петр Алексеевич и некоторые его присные из Тайного приказа. Царю-реформатору также требовалось откровение о грядущем, и он в буквальном смысле рыл землю, разбирал каменные кладки костромских подземелий, ползал ветхими ходами, соединяющими монастырские подворья с церквами, боярскими и купеческими хоромами. А его друг и сподвижник Брюс более всего в жизни мечтал ее отыскать и умышленно распустил слух, будто наконец-то овладел черной книгой и хранит ее в Сухаревской башне. Якобы согласно Книги Пророчеств он составлял прогнозы и календарь, и что книга эта и есть суть всех мистических учений и обладает магическими свойствами.
Таким образом, Стовест одновременно превращался в легенду, поскольку воспринимался молодым Петром как любопытная и забавная диковина, нежели способ восстановить обряд коронования на Руси. И еще хотел он изменить прежние правила, владеть Книгой Пророчеств единолично и самостоятельно, приставив к ней только Брюса, не понимая, что, окажись Книга Ветхих Царей в руках царя-реформатора, он и строчки бы не смог прочесть. Стовест хоть и был переписан в Кушанском царстве с еще более древней индийской книги письмом, сходным с кириллицей, но это было непростое чтение; прежде всего он был учебным пособием, наставлением, как овладеть наукой зреть будущее и его предсказывать. А для того чтобы извлечь эти знания из Мономаховой ереси, требовалось в сорокалетнем возрасте отречься от мира, принять схиму, обет молчания и еще сорок лет постигать науку, открывающую тайны грядущего. Подобного ни один государь позволить себе не мог, поэтому вместе с книгой всегда были ее молчаливые толкователи-мудрецы, передающие саму книгу и секреты постижения знаний по наследству.
Без них Стовест стал бы немым, как его хранители.
Победив свою сестру Софью, Петр несколько успокоился и для возвеличивания престола и России поднял иной штандарт — могущество флота морской державы и заимствование военного опыта, культуры и обычаев Европы. К тому же он убедился, что Европа до сей поры считает, будто российские государи и поныне владеют Книгой Пророчеств, добывают оттуда истины о грядущих временах и только потому, подобно птице Фениксу, держава уже в который раз на глазах восстает из пепла и становится крылатой и могучей.
Одна из величайших тайн Петровского царствования была тайна вышеозначенного Стовеста, розыски которого были впоследствии запрещены, дабы не привлекать внимание иных царей и королей. Со временем в умах российских память о Книге Ветхих Царей настолько изветшала, что о нем долгое время почти не вспоминали. И только Екатерина Вторая, будучи немкой по крови и воспитанию, но обладающая великим любопытством к русской истории и культуре, разбирая старые дворцовые бумаги, наткнулась на документы, свидетельствующие, что Мономаховы ереси давно и безвозвратно утрачены, впрочем, как и древний обычай, во исполнение коего перед помазанником Божьим открывали заветную святыню. Она поручила установить, когда это случилось, и выяснилось, что никто толком не знал и не знает, в какое точно время и каким образом исчез Стовест — то ли сразу после убийства последнего из Рюриковичей, царевича Дмитрия, то ли при польском нашествии. Причем исчез так, что никто не увидел, не запомнил, по чьему приказу и куда его вывезли из Троице-Сергиевой обители. Ее Величество почему-то не поверила, будто Книгу Пророков по своему хотению увезли в Кострому схимники-старцы. Она считала, кто-то из иерархов приложил к сему руку, дабы лишить Романовых святыни. При Екатерине же обнаружились свидетельства пребывания Стовеста и его хранителей на реке Керженец, куда бежали раскольники. Императрица послала туда специальный отряд гвардейцев и распорядилась разворошить пристанище беглых и дознанием, пытками выведать, где и у кого находится святыня, по праву принадлежащая императорскому двору. Гвардейцы вкупе с казаками пришли на Керженец, но пока искали убежища раскольников, началась очередная война и розыски пришлось прекратить.
