Долго ходил, раздумывал, глубоко вздыхал и наконец решил:
— Впрочем, испыток не убыток, поедем!
Государь все же принял жандармов, однако слушал доклад как-то рассеянно и озабоченно, то и дело отвлекаясь некими бумагами, разложенными на столе. И чуть оживился, когда рассматривал берестяные грамотки.
— Неужто они и доныне пишут по-старому? — спросил он. — Как забавно!
Если по пути в Петербург Алфей еще оставлял лазейку для взбудораженного ума своего в виде отблеска сомнения — вдруг да ошиблись молчуны в своих предсказаниях? — то в этот момент она захлопнулась. И он почти физически ощутил погибельное дыхание, исходящее от всего, что в тот миг его окружало.
Когда государь прикреплял ему орден, от рук его уже исходил даже сквозь одежду ощущаемый холод.
— Сдается, ваше превосходительство, государь не поверил нам, — поделился потом Сорокин, — и будто бы в Стовесте более не нуждается.
Генерал корпуса жандармов был мрачен.
— Ныне при дворе свой пророк появился, — сказал он. — Кстати, тоже из Сибири. Григорий Распутин — не слыхали про такого?
— Нет…
— Зато теперь о нем весь Петербург говорит… И пророк сей предвещает благополучие! Не поспел ты разыскать Стовест к сроку. Государь, а более государыня иным утешились…
17
Лиза долго выбирала место: промчались две соры, обошли поймой ежеподобный Столбовой залом и только выскочили на реку, как увидели человека в обласе, поспешно гребущего в залитый кустарник. Стас сбавил обороты, чтоб не опрокинуть кильватерной волной, и все равно долбленку хорошо покачало, прежде чем она пропала в таловых зарослях.
— Кто это? — почему-то испуганно спросила Лиза.
Рассохин лишь пожал плечами.
Место она выбрала лишь к исходу дня неподалеку от Зажирной Прорвы — видимо, сосредотачивалась и давала Стасу возможность переварить услышанное.
Причалили к кедровому мыску, выдающемуся из материка в пойменное болото, затопленное до вершин высокого тальника, и в самом деле уединенное, недоступное и благодатное — с реки даже костра не увидишь. Под ногами мягкий подстил, расшелушенные бурундуками и белками в прошлом году шишки, легкий, томительный шорох ветерка в кронах и знакомый, завораживающий дух кедра. Однако ностальгические воспоминания были краткими, поскольку Лиза сразу же начала рассказывать о Книге Ветхих Царей и похождениях штаб-ротмистра Сорокина.
Надо сказать, кержацкая закваска в нем все-таки взяла верх. Искушенный знаниями будущего и в них убежденный, он не стал ждать революции, краха династии Романовых и последующих репрессий. Война захватила его в Омске, и тамошний начальник жандармского управления, к коему он поступил в подчинение из-за удаленности от столицы, назначил его надзирать за мобилизацией, приказал сбрить раскольничью бороду, подстричься и надеть мундир. Жалоба генералу Муромцеву действия особого не возымела, хуже того, начальник хоть и отпустил Алфея на Карагач, однако начал строить ему козни — не выплачивал суммы, отпущенные на выполнение задания, задерживал или не отсылал в Петербург донесения, а впоследствии и вовсе оборвал связь с генералом Муромцевым. Скорее всего, прочитывая донесения строптивого штаб-ротмистра, этот сибирский вотчинник узрел свою выгоду и выслужиться вздумал. Поэтому в омских архивах и скопилось столько материалов по работе Сорокина. А генералу корпуса жандармов, видимо, было уже не до Стовеста, впрочем, как и самому государю.
И когда Алфей это понял, попросту можно сказать, дезертировал и остался на Карагаче вплоть до начала семнадцатого года. Верно, точно зная срок, он дождался февраля и в период демократии Керенского, в перерыве между революциями, преспокойно вернулся в переименованную уже столицу, собрал вещички и отбыл в Швецию. Это уже потом судьба занесла его в Канаду.
Дворецкому не удалось установить, с какими результатами Сорокин закончил свои розыски Книги Пророчеств на Карагаче, да пожалуй, об этом, кроме него самого, никто не знал и знать не мог. Однако судя по тому, что его правнук, дождавшись перемен в России, немедля явился, принял гражданство и взял в аренду бывшие поселения старообрядцев, Стовест до сей поры находился где-то здесь.
По крайней мере, сам профессор, а с ним и Лиза были в этом уверены.
Выговорившись лишь на рассвете, она после пяти кружек черного кофе забралась в спальник и уснула.
Рассохин еще долго бродил по мысу, прислушиваясь к ночным шорохам и звукам; этот древний берег реки был островом, отрезанным разливом и с тыла, однако его не покидало чувство тревоги. Как и на стане золотоносной речки в былые времена: то казалось, кто-то крадется, то вдруг отчетливо доносился плеск весла и шорох кустарника о борт лодки.
Он доверял своему предчувствию, и как оказалось, не зря: в половине пятого утра, когда костер угас и восход залил воду розовым, Стас увидел, как с реки по разливу беззвучно скользит облас. По-разбойничьи сунув топорик за пояс, он затаился за кедром и стал поджидать. Долбленка шла точно к мысу, и когда оставалось сажен пять, Рассохин наконец признал гребца — Христофор!
— Завернул на огонек, — проговорил тот негромко, словно зная, что его слушают. — Ну выходи из-за кедры-то…
У Рассохина затылок ознобило мистическим холодком — сквозь дерево огнепальный узрел, потухший костер увидел.
— А я тряпицу на куст не привязывал, — сказал он. — Знака тебе не давал.
— Коль надобно, так и без тряпицы найду. — Христя причалил к берегу бортом и не по-стариковски ловко, с винтовкой в руке выскочил на сушу, размял ноги. Рогатина оставалась в обласе.
— Что-то случилось?
— Да не, паря, не случилось. — Достал котомку из обласа. — Посижу у тебя, чайку попью…
— Ради бога, — обронил Рассохин. — Пошли к костру. Только тихо.
Было достаточно тепло, поэтому палатку не ставили, а раскинули ее прямо на подстиле. Лиза спала на боку, прикрыв лицо накомарником, и пытливый глаз огнепального сразу же определил, кто в спальнике.
— Жена твоя, что ли? — прошептал он и, приставив винтовку к дереву, сел. — В мешке-то спит?
По убеждениям кержаков, мужчина не мог путешествовать вдвоем с чужой женщиной; это должна была быть или мать, или сестра, или супруга.
— Жена, — подтвердил Рассохин мимоходом, распаливая костер.
— Откуда взялась? — с лукавой простотой спросил Христя. — На соре не было…
Его пытливость сразу же насторожила.
— Приехала, — бросил Стас.
— То-то мне и сказали, мол, Рассоха по Карагачу вверх пошел, с женой. А я думаю, откуда жена, коль ранее не видал?
— Проверить захотелось?
Огнепальный достал из котомки котелок, не спеша сходил за водой, повесил над костром. И как будто бы забыл, что у него спросили.
