— И куда чалите? — поинтересовался он.
— Ты же знаешь — на Гнилую.
— Чего здесь встали ночевать? Худое место…
— Почему худое?
— Дак сыровато в кедрачах, паря, а жену на землю спать положил. Сам-то помнишь, каково бывает, коль на сыром поспишь? Тепло ешшо обманчиво…
— Спальник пуховый, а снизу клеенка, — объяснил Рассохин, гадая, чего ему надо. — Не промокает.
— Первая-то жена у тебя померла? — вдруг как-то утвердительно спросил огнепальный. — Та, что из больницы тебя забирала? Вроде Анна именем?
Можно было подумать, он примеряет к нему свои кержацкие обычаи, где с женой живут до самой смерти и не имеют понятия разводов, но в тоне его была уверенность знающего человека, — ему было известно даже имя!
— Ты что же, следишь за мной? — усмехнулся Стас. — По пятам ходишь?
— Разве за тобой уследишь? — тихо засмеялся Христя. — Люди говорят. Только надо уметь слушать… А эту-то давно ли взял? Вроде молодая…
— Слушай, Христофор, тебе что нужно? Что ты все выпытываешь?
— Будет тебе, паря, выпытываю… — Он вынул из котомки мешочек с травяной заваркой и насыпал в закипающую воду. — Я чтоб разговор составить, беседу. Не молча же сидеть? Уж больно ты тёркий стал…
— Какой?
— Тёркий! Пугливый, значит, подозрительный. Тёрка — рыбка такая, ни за что не поймаешь. Да зато сладкая! Любопытно мне порасспрашивать, как живешь. Поди, не чужой ты на Карагаче, и мы эвон уж сколь знаемся…
— Мне тоже любопытно, что за люди на Карагаче живут. — Рассохин перехватил инициативу. — Расскажи-ка мне, что это за община на Гнилой поселилась? Раз ты все тут знаешь. Что за отроковицы такие?
Огнепальный помешал деревянной ложкой кипящий чай и добавил туда горсть мелких сухарей.
— Дак скажу… По нашему — беглые женки.
— Что они здесь делают?
— Прячутся, паря. Тоже тёркие, боязливые.
— От кого прячутся?
— Как тебе сказать?.. Они ведь от власти анчихристовой бесноватыми сделались. А ныне ей конец близится, власти-то, светопреставление грядет. А женки — они наперед чуют, вот и бегут, чтоб спастись.
Христофор достал черную от копоти алюминиевую кружку, налил туда чаю с сухарями и поставил студить.
— Ты откуда узнал о светопреставлении? — спросил Рассохин.
— Люди говорят… Бесноватые женки, они как птицы, чуткие. Думают, под кедрой пересидеть геенну огненну. А когда земля очистится, выйти и, Еве уподобившись, вновь людей наплодить.
— Кто же ими управляет? — спросил Рассохин.
— А ведьма, — просто определил огнепальный. — Змея подколодная.
— Слышал, они называют себя последователями твоего толка?
— Называться-то никто не претит…
— Сорокин у них бывает?
— Раньше часто бывал. Теперь глаз не кажет…
— Кто он такой?
Огнепальный поднял с земли кружку, подул на чай и отхлебнул.
— Ой, добро, паря… — ушел от ответа. — Силы дает! Посудинку дай, дак налью? Не побрезгуй… Выпьешь, и сразу хвост эдак распушается, ровно у глухаря на току…
А сам все косился в сторону спящей Лизы, причем как-то настороженно — Рассохин делал вид, будто не замечает его интереса.
— Нет, я уже пил чай…
— Это же не чай, паря, это взвар. Как раз для молодой жены! — и хохотнул с намеком. — Может, она будет?
Сказал нарочито громко, чтобы разбудить, и Лиза услышала — или не спала, поскольку скинула накомарник с лица, села и сказала:
— Здравствуйте.
Христофор глядел на нее секунды три, после чего вскочил, выплеснул свой взвар.
— Ой, беда! Чего сижу у вас? Меня ведь жена кличет!
Подхватил котомку, винтовку и, ни слова более не говоря, потрусил к обласу.
Котелок остался над костром.
— Эй, ты что? — вслед крикнул Стас. — Ты куда?
— Пора мне! — откликнулся хрипло и без оглядки. — Жена уж голосит!
На берегу брякнул прикладом о борт обласа, затем забурлила вода под веслом — как ошпаренный помчался.
— Что это с ним? — изумленно спросила Лиза.
Она сидела в спальнике, как в пакете, одна голова на воле.
— Кажется, тебя увидел и сбежал, — отозвался Рассохин.
Он вышел на берег — огнепальный гнал облас через залитую пойму к Карагачу, и греб так, что только весло сверкало.
— Кто он такой? — с интересом спросила Лиза, когда Рассохин вернулся к костру.
— Христофор, из огнепальных…
— Тот самый?! Который помогал выкрасть маму?
— Тот самый.
— Проснулась, вы разговариваете. — Она выпросталась из мешка. — Про бесноватых жен слышала, про антихристову власть… Это какую власть он имел в виду?
— Всякую…
— Зачем приезжал? Странно…
— Думаю, на тебя взглянуть хотел.
— На меня? Не может быть. Как он узнал, что я приехала?
— На Карагаче слухи летят быстрее мысли. Он хотел убедиться, ты ли это. И убедился.
— Смысл? Тоже украсть? Но это смешно!
— Думаю, письмо от мамы как-то с этим связано. Тебя зачем-то заманили сюда. Может случиться все что угодно.
— Это ты меня пугаешь, да?
Рассохин огляделся — вроде тихо. И все равно неспокойно.
— От меня ни на шаг.
— Ты серьезно? — Лиза рассмеялась. — Я не пойму. Неужели ты и впрямь считаешь, меня могут похитить?
— Могут.
— Сам говорил, сейчас мужчин воруют. Это тебя надо охранять! Подъезжаем к стране Амазонии…
— Твоя мама была такой же беспечной, — нахмурился Рассохин. — Почему Христя так поспешно бежал? Этому же есть причина!
— Да, кстати, а как он нас нашел? — опомнилась и удивилась она. — Я же выбрала место. С реки нас не видать, даже огня…
— Вот поэтому буду сопровождать тебя всюду!
Ей все еще было весело.
— И когда я пойду, пардон, по острой необходимости?
— По острой и тупой.
Лиза погрустнела.
— Ты у него не спросил, где теперь мама?
— Не успел…
Они собрали вещи, сложили в лодку и отчалили — на воде, в лодке с мотором, казалось надежнее, хотя не покидало чувство, будто с берегов кто-то наблюдает. Солнце поднялось уже высоко, когда проскочили далекий сосновый бор кержацкой златокузнечной мастерской на Зажирной Прорве. Это место было ключевым во всей экспедиции, поскольку кроме собственно поселения было еще несколько скитов, и все вокруг одного озера. Рассохин считал, что здесь бочки с книгами не закапывали, а топили в прорубях, поэтому Бурнашев вез вместе с прочим оборудованием два акваланга. Правда, дайвингом занимался только продвинутый бизнесмен Колюжный, и без него подходить к ним даже нельзя — таков был наказ.
