Вила поставила ларчик на пустой трон, застыла у подлокотника. Ниян обронил ехидно:
– Что стоишь столбом? Бери, за этим шел.
Лют повел плечами. В глазах прислужников бога не скрывалось злорадство. Трон приблизился. Лют замер под насмешливым взглядом великана, шагнул еще, пальцы застыли над ребристой крышкой.
Воздух сверху открылся огненной раной – Ниян без замаха опустил меч на русую голову.
Глава двенадцатая
Белава, сглатывая слезы, обрабатывала синяки на запястьях княгини. Умила, бледная, с отрешенным лицом, молча терпела: глаза сухи, безжизненны.
– Чтоб его Ящер на том свете полосовал, аспид поганый! – всхлипнула Жилена, готовя целебный взвар.
Умила по-прежнему сидела молча, смотрела в никуда – и так уже два дня с той страшной ночи. Тело покрылось синяками, боль накатывала волнами, разрывала на части, но терпела молча, с гордо выпрямленной спиной и вздернутым подбородком.
Белава закончила втирать аккуратными движениями целебную мазь, заботливо прикрыла ужасные пятна широкими рукавами платья.
– Аспид проклятущий! – прошипела она с ненавистью, смотря с тревогой в бескровное лицо Умилы. – Госпожа, не молчи, мы рядом.
Княгиня оставалась безучастна. Жилена, всхлипывая, утирая красные глаза, подала парующую чашу, насильно вложила в безвольную руку. Служанки переглянулись, заплакали, обнявшись.
Полог отодвинулся. Девки поспешно вытерли слезы. Вошедший степняк хмуро отметил затаенную ненависть. Воин подошел к Умиле: походка шаркающая, лицо бледное, словно поправился не до конца от тяжкой болезни. Темные глаза участливо посмотрели на княжну, чью гордость не смог растоптать отвратительный поступок Повелителя: спина прямая, наклон головы величествен, как и надлежит сильной правительнице.
Служанки недоуменно посмотрели в спину степняку. Полог отодвинулся, проглянула освещенная ярким солнцем степь, ткань закрыла проем.
– И чего надо? – удивилась Жилена.
– Ходят, твари! – согласилась Белава.
Шергай вошел в шатер Сомчея, цепко осмотрел бледное лицо, кивнул довольно. Полководец жестом пригласил сесть. Маг подгреб войлочные подушки, нарочито кряхтя, сел.
– Доблестный Сомчей, как я рад улучшению твоего самочувствия!
Военачальник растянул бледные губы:
– Спасибо, Шергай. Знаю, именно тебе обязан жизнью.
– Доблестный Сомчей чересчур великодушен, – замахал руками Шергай. – Это Повелитель вынес тебя с поля боя. Я малость подлатал. Кстати, он ждет своего лучшего полководца, ты не мог бы зайти?
– Я подумаю над этим, – сказал Сомчей мрачно.
Маг запнулся, вгляделся в бледное лицо, сдержал упрек, загривка коснулся неприятный холодок.
– Но Повелитель нуждается в твоем совете, доблестный Сомчей, – сказал он с мягкой настойчивостью. – Нужно решить, что делать дальше. Войско изнылось от безделья, того и гляди затеют усобицы.
Сомчей вяло пожал плечами, взгляд ушел поверх плешивой головы, уткнулся в серую стенку шатра.
– Выбор небогат: продолжить поход либо вернуться в степь, – сказал он равнодушно. – Не думаю, что нельзя решить без меня.
На этот раз мага покорежило сильнее. Шергай вгляделся в полководца с подозрением, но копаться в мозгах побратима Повелителя не стал. Молча встал. У полога мага догнал вялый голос:
– Можешь исполнить мою просьбу, Шергай?
– Конечно, доблестный Сомчей, – заинтересовался старик.
– Пленница Повелителя выглядит неважно, – сказал полководец буднично. – Подлечи ее.
Шергай всмотрелся в спокойное лицо долгим изучающим взглядом, после паузы коротко склонился, молвил:
– Хорошо, доблестный Сомчей. Ты прав: выглядит она неважно, но Повелитель почему-то не говорил о лечении, он вообще избегает разговоров о ней.
– Шергай, вылечи ее, не думаю, что Повелитель будет против, – проговорил Сомчей устало.
Маг поклонился, вышел из шатра.
Вечером, затемно, вернулся, сказал, что следы насилия стерты, тело здорово, но за душу ответа не несет.
– Повелитель удивлен, что ты не зашел, – сказал маг вкрадчиво.
Сомчей ответил напряженно:
– Мне нездоровится.
– Доблестному Сомчею хуже? Могу я… – встревожился старик, но военачальник прервал:
– Не стоит, мне лучше.
Шергай поднялся:
– С твоего позволения, доблестный Сомчей, я пойду.
Полководец кивнул. Маг вышел в ночную степь, яркая луна проказливо пригладила лысину. Встречные воины нарочито пужливо отскакивали, часто и шумно сплевывали. Старик презрительно улыбался, с трудом смирял недостойное возраста желание прижечь хамам задницы.
Обернулся, прищуренные глаза различили темную фигуру, скользнувшую к шатру Сомчея. Шергай нахмурился: чего это доблестный полководец так часто общается с бездарным шаманом?
Алтын, переламывая себя на каждом шагу, вошел в белый шатер. Белава с Жиленой вздрогнули от злобного рыка, но удалились неохотно, облив Повелителя нескрываемым презрением. Кровь степняка воспламенилась – хотел убить на месте, но вид бледного лица остудил порыв, кровь текла тяжело, жилы полнились снежной кашей.
Повелитель робко приблизился, заискивающе всмотрелся, но взгляд прекрасных синих глаз был устремлен в никуда, у уголков рта застыли тревожные складки. Алтын вгляделся в постаревшее лицо – сердце раскрошила боль, – жалко всхлипнул:
– Прости меня, Умиля.
Княгиня промолчала: лицо бесстрастно, глаза пусты. Степняк бухнулся на колени, заливая слезами тонкие ноги в замшевых башмачках, осыпая поцелуями.
– Прости, любимая, прости! Пожалуйста, не молчи. Хочешь, чтоб я ушел? – уйду, только скажи.
Бледные губы нехотя разлепились, голос прозвучал вяло, бесплотно:
– Уходи.
Сердце Алтына сжалось. Повелитель содрогнулся от омерзения к себе, простонал:
– Ты не хочешь видеть меня?
Уголки женских губ тронула язвительная усмешка, глаза блеснули болью.
– Нет.
Алтын встал, утирая слезы, пролепетал:
– Тогда скажи: чего хочешь? Исполню твое желание с радостью.
– Отпусти меня, – последовал немедленный ответ.
Повелитель затряс головой испуганно:
– Н-нет, я не могу. Я умру без тебя. Но я страстно хочу тебе прислуживать! Скажи, что я могу еще сделать?
Умила произнесла скучающе:
– Вели своим зверям не трогать прислужниц. Или и это непосильная задача? – дополнила она язвительно.
– Я исполню, все исполню! – закричал Алтын, счастливый возможностью угодить любимой.
