Буслай ахнул жалостливо: на соратника смотреть страшно, будто побывал в жерновах – ободранный, измученный, бледностью превосходил Кащея, вместо лица – кусок мяса с измученными глазами. Лют шагнул, Ушкуй сердито зашипел, в замешательстве посмотрел на хозяина. Кащей остолбенело уставился на измученного воина, прикипел к ларчику, обвязанному змеем.
Буслай подскочил, обнял за плечи, затараторил часто:
– Лют, вот и ты, как хорошо! Ты и впрямь великий герой! Самого Нияна умыл, ведь умыл, вишь как! И выбрался, вижу, легко, подумаешь, пара царапин, на тебе быстро заживет.
Поперхнулся слезами: соратник холодный, как камень, жизни осталось на полвдоха. Аспид-змей зашипел, но расплел тугие кольца, сполз на землю. Ушкуй осторожно схватил того пастью, вернул хозяину. Кащей напряженно смотрел на адамантовые грани. Аспид-змей привычно пристроился на шее. Буслай швырнул ларчик в худую харю.
Костистые руки бережно поймали, дужка замка кракнула, крышка открылась, как прожорливая пасть. Лицо дивия исказилось, в глазах заблестело облегчение, осторожно закрыл, пристроил на коленях.
– Надо же, – сказал он недоуменно, – и впрямь в тебе не ошибся. Молодец. А по дороге назад тебе никто не встретился? – спросил он осторожно.
В груди Люта страшно забулькало, захрипело, губы растянулись со скрипом, засохшая корка крови осыпалась темными комочками.
– Встретил твоего слугу, – прохрипел Лют тихо. – Не досадуй, он не проспал.
Кащей глянул на белый обруч, промямлил растерянно:
– Н-но как?
Буслай подозрительно посмотрел на худую немочь, неясное чувство тревоги растеклось в груди холодком. Лют шатнулся, соратник заботливо поддержал и заплакал, глядя на обезображенное лицо.
– Одной левой, – прихвастнул Лют. Кашель согнул пополам, изо рта потекла мутная желчь.
Кащей холодно наблюдал, как помогал человечишке соратник. Едва Лют отдышался, молвил:
– Вижу, что одной.
Лют усмехнулся, выплыл из накрывшей тьмы небытия, с трудом удерживаясь на поверхности.
– Мы уговор выполнили.
Буслай кивнул, уставился на Кащея выжидательно. Дивий промолчал. Светильники бросали желтоватые отсветы на макушку, в глазах Ушкуя плясали озорные огоньки.
– Знаешь, что в ларце? – спросил Кащей медленно.
Лют прохрипел:
– Догадываюсь. Непонятно, как у Нияна оказался, но не мое дело. Исполняй уговор.
Лицо Кащея скривилось, сказал презрительно:
– Давненько таких дураков не видел. Видать, Ниян тебе мозги отбил. С чего взял, что отдам?
Буслай гневно вскрикнул, прожег нелюдь взглядом. Кащей даже не поморщился, темные провалы глаз направил на обезображенного воина.
– Уговор дороже денег, – прохрипел Лют с несокрушимой убежденностью.
Кащей гнусно расхохотался, пламя светильников задрожало, в палате чуть потемнело. Ушкуй насмешливо выгнул спину, чиркнул когтями по полу, оставив глубокие борозды.
– Вот глупый человечишко, – сказал Кащей мерзким скрипучим голосом. – Сколько за вами наблюдаю, не перестаю дивиться. Навыдумывают непонятных правил – честь вроде? – и оставляют их соблюдение на… ха-ха… совесть!
Лют устало закрыл глаза. Буслай поддержал пошатнувшегося соратника, вгляделся с тревогой, но воин с трудом разлепил веки. Кащей продолжил:
– Не встречал большей глупости – сковать себя незримыми правилами. Вот дурни! Любой, кто отринет эти нелепые путы, сразу обретает преимущество и побеждает с легкостью, как воин, вышедший против связанного по рукам и ногам, с повязкой на глазах. Сомнут вас и растопчут. А если сметливый подонок придумает дополнительные правила, коим будете следовать тупо, как овцы за пастухом, навяжет, чтобы обобрать вас, вы и отдадите, роняя слюни от счастья, потому что якобы выполняете благородное дело, возвышающее вашу… как там ее?.. а, душу.
Буслай зарычал:
– Да как ты смеешь?!
– А что не так? – удивился Кащей деланно. – Какая польза от веревок, мешающих ходить? Род создал вас со свободной волей, а вы отторгаете его дар. Кому от этого хорошо?
Лют охнул – на лбу открылась рана, кровь текла вяло, будто цедя последние капли, – и сдавленно прохрипел:
– Хотя бы тебе. Человек без чести и достоинства сковырнул бы крышку и раздавил яйцо, а так ты жив и доволен.
Кащей хохотнул. Кот по знаку прилег у кресла, хвост раздраженно подергивался: расправа над людишками откладывается.
– Мне-то хорошо, – хохотнул Кащей гнусно, – а вот вы пуп порвали, тебе вот-вот кон выпадет, а награды не получите. Убью я вас, глупеньких.
– Сволочь! – крикнул Буслай беспомощно.
– Я знаю, – сказал Кащей довольно.
Лют содрогнулся от сверлящей боли в груди, от сдавленного стона сердце Буслая облилось кровью. Гридень поддержал соратника, яростным усилием воли пытаясь передать тому хоть часть жизненных сил.
– Не зря вас зовут дикими, – просипел Лют еле слышно.
Лицо нелюди потемнело, пальцы выбили нервную дробь по крышке ларчика.
– Обидеть хочешь? – спросил он с затаенной злобой.
Лют сплюнул кровавый сгусток, вязкая слюна еле свесилась с нижней губы омерзительной пиявкой.
– Вы такие и есть. Умеете и знаете больше людей, но даже самый слабый из нас лучше. Что у вас есть? Горы злата, над которыми бесполезно чахнете? Вы ничего не создаете, у вас нет ремесел, песен. Живете, как говорящие животные.
Кащей сказал зло:
– Да на кой нужны ваши песни, ремесла? И без них обходимся прекрасно. И живем вечно, не то что вы, земляные черви.
– Это пока, – успокоил Лют. – Вас уже теснят, даже не воины, а простые пахари, а в скором времени вообще истребят за ненадобностью.
Кащей злобно хрюкнул. Буслай не поверил глазам: лицо нелюди чуть покраснело!
– Пуп порвете, оборванцы. Я легко смету войско из тысячи таких, как ты, ваши жалкие колдунишки не имеют и тысячной доли моей силы. Мечтатель! – фыркнул он презрительно.
– Недавно мы бегали в звериных шкурах, – спокойно молвил Лют чуть окрепшим голосом, – махали каменными топорами. Но мы, в отличие от вас, умеем учиться. Род дал нам частицу своей воли, ты прав, но понимаешь ее как безграничную свободу, а она дадена, чтобы суметь удержаться от звериных желаний. Ведь у животных нет чувства благодарности, верности, Правды.
Кощей глумливо хмыкнул:
– Людям плевать на вымышленную Правду, своя шкура дороже.
– Ты прав, – согласился Лют печально, – не все, но поступают подло. Так было, так есть, но так не будет!
Кащей презрительно посмотрел на закашлявшегося воина, глянул на пол, брезгливо поморщился: весь заляпан вонючей кровью! Буслай беспомощно тряс соратника, причитал, в глазах стыла бессильная ярость.