– Сильно досталось?
– Жить буду, – ответил Буслай с настороженной интонацией.
– Добро, – сказал Лют.
Витязи несколько мгновений глядели друг другу в глаза, затем избу огласил хлопок двух мозолистых ладоней. Стрый поглядел на рукопожатие гридней, по-старчески прокряхтел:
– Ладно, голубки, укладывайтесь спать. Завтра день тяжелый.
Глава вторая
До стана псоглавов добрались к вечеру. Солнце налилось стыдливой краской, когда воевода скомандовал спешиться.
– Что такое? – удивился Буслай. – До привала рано.
– Говори тише, – шикнул Стрый. – Ты, конечно, подслеповат малость, не заметил лагерь, а я разглядел.
Буслай плюнул под ноги, занялся конем. Лют передал поводья Нежелану, продрался сквозь высокую – по пояс, – влажную от вчерашнего дождя траву к воеводе. Стрый оглянулся на хруст сочных стеблей, уставился на витязя вопросительно.
– У реки встали, ровно супротив брода.
Брови Стрыя поползли кверху.
– Зоркий у тебя глаз, как погляжу.
Лют отмахнулся:
– Да где им еще вставать? Отсюда не видно, но, думаю, есть мосток хворостяной, как везде строят, через него надо перебраться.
Буслай вклинился в разговор:
– Ужель других мест нет?
– Ну, мы переплывем в любом месте… без поклажи, коней, оружия.
Стрый глянул на багровый диск солнца, оттопырил широко ноздри, втягивая ароматы прогретой травы, ладонью в задумчивости пригладил бороду.
– Перебираться будете ночью. Учуют псоглавы или нет, а сейчас точно узрят. Да и знаю, как внимание их отвлечь.
– Как? – в голос спросили гридни.
Воевода глянул на молчащего Нежелана, под взглядом трех пар глаз тот потупился.
– Меня на съедение отдадите, а сами проскользнете? – спросил бедовик тихо.
Стрый надулся от смеха, как бычий пузырь с горячим воздухом, лицо побагровело так, что гридни отошли с опаской: вдруг плеснет кровью.
– Ну, нас-с-с-смешил! – выдохнул воевода, утирая глаза. – Жаль, ворог близко, а то бы посмеялся вдоволь. Я ведь не Буслай, – продолжил он строгим тоном, – чтобы тебя отдать на растерзанье.
Буслай всхрапнул возмущенно, но воевода от возражений отмахнулся:
– Придется тебе вновь с головушкой пообщаться. Один раз дождь вызвал, вызовешь и второй.
Нежелан представил, как придется брать в руки высохшую голову, а та будет корчить рожи, таращить глаза, – по телу прошла дрожь.
Бедовик молча кивнул: надо – вызовет. Хотя позавчера взял голову случайно, когда та на привале выкатилась из мешка воеводы.
Стрый оглядел гридней. Лют заметил мелькнувшее в глазах воеводы теплое чувство, но воевода упрятал его в кустистых бровях, сказал нарочито ехидно:
– Ладно, ребята, пора делить хозяйство Ягйнишны. Чую, вам в пути сильно пригодится.
Нежелан стреножил коней, спины животных освободились от ноши, бедовик аккуратно сложил седла в сторонке. Витязи вытоптали маленькую полянку, трава ломалась с хрустом, брызгала на сапоги тягучими каплями сока.
Стрый постелил потник, умастил грузное тело. Гором оторвался от хрупанья травой, в багровых глазах светилась укоризна. Воевода отмахнулся:
– Ничего с тряпкой не случится, не переживай.
Буслай ехидно гугукнул, отвернулся от строгого взгляда. Лют задумался, складки сжали лоб. «Откуда у воеводы такой конь? Понимает, ровно человек, но сказать не может, даже присуще чувство собственничества, вон как зыркнул, когда Стрый сел на потник, будто дядька Кресень – известный в княжестве жмот».
– Стрый… – начал Лют.
Воевода повел дланью. Лют невольно прикипел глазами к бревну, что растет из могучего плеча, в груди ворохнулась зависть.
– Потом, – сказал воевода. – Вот вернетесь, тогда и разговору время.
Лют молча постелил потник, его коню было все равно: спокойно пережевывал сочные стебли, метелкой хвоста изредка хлопая себя по крупу. Буслай увидел пример соратников и устроился на земле, потом выжидательно уставился на воеводу.
Нежелан костяным гребнем прочесывал хвосты и гривы лошадям, изредка бросая взгляд на говорящих воинов, но чаще глаза останавливались на закатном небе, розовой пене облаков, темных точках птах.
Бедовик оторвался от прекрасной картины, невольно прошелся взором по мешку воеводы, где среди прочего хранилась высушенная голова, плечи передернулись, будто в лихом танце, во рту стало горько. Конь переступил ногами, недовольным фырканьем попросил продолжения ласки. Нежелан спохватился – гребень зарылся в конскую гриву.
Стрый вывалил добро из мешка. Гридни вгляделись в ворох, сузив подозрительно глаза: всяк воин знает, что от колдовских штучек надо держаться подальше. Воевода взял двумя пальцами высушенную голову, брезгливо вгляделся в оскал. Голова ожила, глаза вращались яростно, гридни невольно вздрогнули от клацанья зубов.
Буслай сглотнул комок, понизил голос:
– На что нам такое диво? Воин должон справляться честной сталью!
Лют кивнул. Стрый оглядел витязей, сквозь черную пущу бороды блеснули зубы.
– Дивлюсь твоей короткой памяти, Буська. Забыл, как от хлопотуна отлетал гордым гусем, про вчерашнее?
Буслай потемнел лицом, отвел взгляд.
– В пути наверняка повстречаетесь с тем, кого не одолеете железом, – тогда старухины штучки помогут. Да и голову не оставлю, можете не бояться, она при защите княжества пригодится.
Кровь Люта вскипела, в голову бросилась ярая волна, в черепе забурлило, будто в кипящем котле. Буслай тоже тяжело задышал, спросил сдавленно:
– Воевода, может, нам с тобой в княжество вернуться, пара мечей не помешает?
Стрый отмахнулся:
– Умолкни, князь великую честь тебе, балбесу, оказывает, добыть то, что спасет княжество.
– Найти то, незнамо чего, – проворчал Лют. – Почему ты не идешь в горы, если это так важно?
Стрый усмехнулся невесело:
– Пошел бы, если б не степняки, что не сегоднязавтра возьмут город. А искать колдовскую муть можно годами, князю без меня нельзя.
Гридни выслушали слова, сказанные уверенным тоном, назидательным, с ноткой превосходства взрослого перед ребенком. Буслай сжал губы, лицо окрасилось в тон закатного неба, складки кожи на лбу сложились в оскорбительные резы. Лют пригасил пыл ретивого сердца, буркнул чуть обиженно:
– А мы не нужны? Разве наши мечи не большое подспорье, воевода?
Стрый потемнел лицом, волосяной покров лица ощетинился сердито, могучану препираться надоело.
– Не объяснить вам, балбесам, – сказал он с презрительной ленцой. – Тогда вспомните о воинской чести и повинуйтесь княжьей воле. Небось, Яромир знает, что делать.
