Воины удивленно уставились на большую лису с оскаленной пастью и красными глазами.
– Что за?.. – присвистнул Буслай.
Лиса прыгнула. Дрогнувшая от неожиданности рука ударила слабо, молот соскользнул с густой шерсти. Оскаленную пасть разрубила блестящая полоса меча. Туша грянулась, за шерстяным клубком потянулась красная линия, агония зверя кончилась у стены.
Нежелан вскочил с подстилки: в безумно распахнутых глазах пляшут огни очага, кулаки сжимают воздух.
– А? Что?
Буслай процедил саркастически:
– Оно живет.
Бедовик тряхнул головой, остатки дремы в глазах рассосались, взгляд упал на широкий след крови, брови поползли вверх.
– Что такое?
– Поди глянь, – хмыкнул Буслай.
Нежелан глянул на мертвую тушу, и гридни вздрогнули от испуганного крика.
Тело лисы испарялось густыми струями, будто снежок на раскаленной сковородке, шерсть становилась прозрачной, очертания размывались.
Размазанное облачко, серое, полупрозрачное, метнулось от стены с диким визгом и хохотом. Волосы воинов подняло холодным ветром, пламя очага опасно качнулось, лошади от страха заржали.
Лют обернулся. В уши ворвался медвежий рев, колени предательски задрожали. Раздался влажный скрежет, предсмертный крик коня захлебнулся кровью. Черный медведь, в два человеческих роста, расправился с лошадьми, будто справная хозяйка порезала суповой ломоть мяса.
Зверь обернулся, испачканная кровью пасть оскалилась, с острых зубов стекали тягучие капли. На витязей дохнуло смрадом, зверь рявкнул и пошел на остолбеневших людей.
Буслай молодецки хекнул. Молот просвистел в воздухе. Череп медведя лопнул красной щелью. От тяжести упавшего тела мельница содрогнулась.
– Что за напасть?! – ругнулся Лют – очертания хищника стали расплываться.
Знакомое полупрозрачное облачко со страшным ревом, закладывающим уши, метнулось через помещение. Холодный след ветра ринулся на пламя костра. С печальным вздохом огонь погас, и в темноте зардела россыпь углей.
В полутьме, сдобренной красным, явилась гигантская, под потолок, фигура, глаз во лбу ее светился злобным багрецом.
Нежелан заорал не своим голосом:
– Врыколак!
Лют до хруста сжал черен, глаза бешено искали уязвимое место. Буслай с проклятьем оглянулся во тьму, где среди выпотрошенных лошадей затерялся молот, кулаки сжали воздух. Великан взревел утробно, махина тела сложилась в поясе, рука потянулась к смельчаку с острой булавкой.
Лют полоснул по пальцам, толстым, как бревна княжеских хором. Лезвие едва вскрыло узорчатую кожу и скользнуло под плоскую плиту ногтя. Врыколак заворчал досадливо, око превратилось в полированный рубин, напоенный злым светом. Захрустели пальцы, сложенные в кулак, над Лютом нависла живая колотуха.
Витязь застыл, живот свело судорогой страха, беспощадное понимание скорой гибели сковало руки. В голове полыхнуло, вскипевшая вмиг кровь растопила лед в мышцах, с яростным криком Лют выставил над головой меч – пусть вражина хоть уколется.
Краем уха услышал сдавленный писк Нежелана – бедовик со страху что-то крикнул чудовищу. Валун кулака резко остановился в пяди от головы, лишь растрепало ветром пряди волос. Лют в ожидании подвоха ушел из-под смертельной сени. Гридни одним глазом уставились на великана, вторым косили на бедовика.
Лют спросил, едва шевеля губами:
– Чего он встал?
В багровом отсвете углей виднелись дрожащие губы Нежелана и жалкое, лишенное растительности лицо.
– Ждет указаний, – вымолвил бедовик свистящим шепотом.
Буслай передернул плечами с хрустом, ладонь прикрыла рот.
– Можно двигаться? – спросил он приглушенно.
– Не знаю.
Врыколак вытянул руки по швам, ноздри стравливали воздух шумно, пламя в глазу сжалось в рубиновую точку, по телу бегала нервная рябь. Коленные суставы противно хрустели, великан порывался тронуться с места, но стоял, будто одернутый невидимой рукой.
– Чего он хочет? – спросил Лют тихо.
– Нас съесть, – всхлипнул Нежелан.
– А чего застыл?
Бедовик хлюпнул носом, утерся ладонью, голос затрепетал в мельничной полутьме, как осиновый лист на осеннем ветру:
– Сказывали люди в деревне, что есть такое диво – по ночам жрет людёв в зверином обличье или предстанет в виде великана, раздавит в лепешку.
Буслай хмыкнул, окинул взором могучую фигуру, голова задралась с шейным хрустом, глаза гридня встретились с багровой точкой. Пламя бушевало под гнетом неведомого запрета.
– Такой громила! На что мы ему сдались? Коней бы попросил – с радостью отдали бы.
Лют покосился удивленно: гордый до неприличия Буська готов был отдать живот без драки, любопытно…
Нежелан продолжил дребезжащим голосом:
– Ежели успеешь на мельнице заветное слово сказать, то остановится и будет выполнять желания, а как исполнит… сожрет.
Лют задумался, в стенки черепа билась досадливая мысль об отсутствии Стрыя – он бы решил дело, а тут приходится выкручиваться самому…
– Зажги огонь, одноглазый, – скорее попросил, чем потребовал гридень сдавленным голосом.
Врыколак остался недвижим, с потолка покатилась волна дрожащего воздуха, испуганного злобным рычанием. Лют настороженно повернул голову к Нежелану, бедовик всплеснул руками на недоуменный взгляд.
– Он может приносить, ничего делать не будет.
Буслай осторожно хихикнул:
– Какой лентяй.
Лют пожал плечами, глянул в багровое бельмо, рука крепко сжала меч, голос прозвучал уверенно, твердо:
– Принеси хворосту охапку, чтоб на ночь хватило.
Под крышей загрохотало, потолочная тьма истлела багровым заревом. Облик врыколака дрогнул мутным маревом, расплылся в воздухе, как масляная пленка на воде. Зловред со злобным воем исчез.
Глава седьмая
Троица разом выдохнула, стесненные грудные клетки раздались в стороны с треском ребер, носы жадно вдохнули воздух, пропитанный запахами крови и внутренностей.
Нежелан переступил ногами, хлюпнуло, щиколотки погрузились в вязкую жижу. Бедовик отскочил от громадной лужи, что в неярком свете углей выглядела пятном мрака.
Буслай глянул на труса презрительно, сощурился, до рези всмотрелся в темноту. Сапоги зачавкали. Присел, в ноздри шибанула густая волна тошнотворного запаха. Ладонь опустилась на лицо защитной личиной, вторая пошарила в скользкой и теплой груде.
– Скотина! – простонал Буслай полузадушенно. – Не знал, что в лошадях столько потрохов.
