– Знаю, – сказала Ольга. – Гараж он сдал. Только не говорит кому и за сколько. А что он меня объедает, это ты, Ирка, не права, – торопливо вставила она, – он и не ест почти. Вот Сережке, тому много надо, растет же, и одевать-обувать его надо, как же мне не работать-то на двух работах, я б и на трех работала, только Сережку тогда совсем заброшу, а надо ведь…
– Погоди, Ольчик, не части, – прервала ее Ирка. – Гараж он сдал Прохоренке, знаешь его? Ну, Виталий, из второго подъезда, такой в очках, симпатичный, на «ниссане» ездит. За тысячу в месяц. Я как раз с Лариком возвращалась, он там, у подъезда, унюхал что-то, долго нюхал, так что вся сделка, можно сказать, при мне произошла. За тысячу, поняла? Нет таких цен, хоть лопни, а ему-то, уроду, по барабану! А ты дура и есть, что терпишь!
– За тысячу? – растерянно проговорила Ольга. – Я-то думала за три сдать, а он – за одну…
– Ну, три – это ты, положим, махнула, – сказала Ирка. – А две – две с половиной, это реально. Вполне. Только тебе-то что? Он эту тысячу все равно пропьет…
Постояли, помолчали. Потом Ирка сказала:
– А насчет Сережки – вот послушай меня. Ты его, может, и поднимешь. Школу кое-как окончит, в армию пойдет, если, конечно, в тюрьму не загремит. Ага-ага, что ты на меня уставилась? Ты его компанию видела? Вот то-то. Ну, предположим, обойдется. Отслужит. Может, и там обойдется, почки не отобьют или что там… А дальше? Как папаша? Оль, заниматься надо сыном, за-ни-мать-ся, а не просто кормить-одевать! – Она затянулась, резко выдохнула и тихо спросила: – Вот скажи мне, подруга дорогая, чего ты хочешь? Так, по-крупному. Так и будешь все терпеть? На себе крест поставила, сына, того и гляди, потеряешь… Чего ради? Почему ты его, урода твоего, не прогонишь раз и навсегда?
– Чего хочу? – переспросила Ольга. – Сережку поднять хочу. Ничего больше не хочу. – Она аккуратно положила сигарету в консервную банку, стоявшую на батарее, и добавила: – Нет, еще хочу. Что бы он сдох, наконец. А пока жив, тянуть буду. Пропадет он без меня. Я, может, сама виновата: не уследила. Он ведь раньше хороший был…
– «Хороший»… Жлоб он всегда был, – ответила Ирка. – Ну тебя, живи как знаешь. А насчет гаража – я тебе, значит, рассказала.
– Спасибо, – сказала Ольга. – Ну пойду, надо еще Сережку покормить. Пока.
Ирка ушла к себе, а Ольга выглянула на лестницу и крикнула сквозь шум:
– Сергей!
Секунд через тридцать Сережка неторопливо спустился на полмарша и угрюмо спросил:
– Чего?
– Ты уроки сделал? И ужинать иди!
– Нам не задавали, – ответил Сережка. – Ужинать потом буду, сейчас не хочу. Оставь на кухне, я тут пока.
– Серый, твоюматьблянах! – заорал кто-то невидимый. – Сколько тебя ждать, бля?
Раздался звон разбитого стекла, заржало несколько голосов, среди них два или три девчоночьих.
– Да иду, иду! – закричал Сережка и, не глядя на мать, кинулся вверх.
Ольга вздохнула и отправилась домой.
Василий по-прежнему спал. Ольга стала готовить ужин, размышляя тем временем, что этот Виталий поступил нечестно. Он ведь наверняка знает, сколько нынче стоит снять гараж. Надо будет к нему сходить и поговорить. На этот-то месяц уж ладно, а со следующего, скажет она, две с половиной платите. А то съезжайте, я другому сдам. А он скажет: я, мол, не у вас снимал, Ольга Ивановна, а у мужа вашего. А я ему скажу, совести у вас нет, Виталий, не знаю, как вас по отчеству, обманули вы Василия, вот что. А он мне…
Что-то нескладно выходило. Ладно, решила Ольга, утро вечера мудренее, завтра додумаю да и поговорю. Все равно сегодня уже сил никаких нет.
Она поела немного, выпила стакан жидкого чая, перемыла посуду, оставила Сережке ужин под салфеткой, убралась на кухне, в прихожей и в Сережкиной комнате, подстирнула по мелочи.
Посмотрела на часы. «Кривое зеркало» давно закончилось. Можно «Дом-2» посмотреть, только телевизор-то – в большой комнате, а там Василий храпит, и дух тяжелый.
Она вытащила из кладовки раскладушку, поставила ее в прихожей, постелила, принесла будильник, проверила – все правильно, на полседьмого – и легла спать.
Спала, как всегда, без сновидений.
