— Ответ ясен, — мальчишка обернулся к своему учителю и долго смотрел на него.
Тот молча отвел взгляд.
— Давай, Эрик, не тяни… — тихо сказал он. — Ты же знаешь, так нужно. Иногда, чтобы соблюсти интересы своей страны, ее нужно предать. Иногда именно предательство является подвигом.
— Не могу не согласиться с этим, — вздохнул Шарц.
Тихо и медленно прозвучали слова ледгундской клятвы лазутчика.
— Будь она проклята, эта отрава… — буркнул командир ледгундских лазутчиков, подымаясь из-за стола и запихивая книгу за пазуху. — Прощайте! — высокомерно бросил он. — От души надеюсь никогда больше с вами не увидеться…
А потом одним быстрым движением перебросил Шарцу крошечный обрывок бумаги, повернулся и пошел к выходу. Его люди последовали за ним.
«Береги мальчишку. Не отпускай его в Ледгунд», — прочел Шарц мелкие, но четкие строки.
— Будете в Олбарии, приезжайте в гости, — в спину уходящему произнес Шарц.
Спина вздрогнула.
Хлопнула дверь. Ледгундцы вышли на улицу. Четверо олбарийских агентов прикрытия съели еще по одному сладкому марлецийскому пирожному.
Шарц подозвал трактирного слугу.
— Свечу! — приказал Шарц.
— Так… светло ж, господин! — с недоумением выпалил тот. — День белый!
— Ты это что? — возмутился Шарц, кидая на стол монету. — Не заметил, что уже давно ночь наступила?!
— Ой! И правда — ночь! — обрадовался тот, подхватывая монету. — Как же это я так проморгал! Бегу! Несу, господин!
Спалив на свече записку ледгундца, Шарц заказал побольше пирожных. Себе и ученику.
— А почему ты просто не переписал для них книгу заново? — спросил Шарц.
— Да, господин, — ответил тот.
— Не понял? — удивился Шарц. — Я спросил, почему ты просто не переписал эту чертову книгу? Ведь ты должен помнить ее почти дословно.
— Как скажете, господин, — ответил мальчишка.
— Тебе запретили говорить? Или ты сам не хочешь?
— Я готов повиноваться любому вашему слову, — ответил мальчишка.
— Понятно, — усмехнулся Шарц. — Скажи, а здешние пирожные тебе нравятся?
— Очень, наставник! — просиял мальчишка. — Можно еще одно?
— Да хоть десять! — рассмеялся Шарц. — Кстати, должен отметить, при веем моем уважении к здешним кондитерам главный повар в Олдвике делает то же самое куда лучше.
— Быть того не может! — восхитился мальчишка. — А разве лучше бывает?
— Очень скоро ты лично в этом убедишься, — посулил Шарц.
«Ох и будет мне с этим учеником!»
* * *
— Я нашел! — воскликнул совсем юный студент-алхимик, отрываясь от своих колб и пробирок. — Сэр Хьюго, смотрите, я нашел!!!
И столько искреннего восхищения было в этом истошном вопле, что Шарц мигом подскочил к нему.
— Смотрите, наставник, — торопливо бормотал тот, тыча в самый нос означенного наставника то пробирку с некоей субстанцией, то обрывок пергамента, испещренный вдоль и поперек корявыми записями.
— Сейчас, коллега. Минуточку, — отозвался Шарц. — Так… что у нас здесь… ого! Но ведь это выходит, что… да быть того не может!
— Может! — сияя, словно солнышко, возразил студент. — Еще как может… коллега!
— И правда — может, — потрясенно пробормотал Шарц. — Это по-другому быть не может. И почему же я сам…
Он раз за разом вчитывался в торопливые каракули. И с каждым разом сияющая истина становилась все больше, все ярче, все несомненнее. Вновь ему привиделась оскаленная морда смерти — и Шарц радостно ухмыльнулся ей в ответ:
«Ну что, гадина? Вот и еще одну дорожку тебе перекрыли! Ведь перекрыли же! Ни щелочки не оставили!»
Шарц смотрел на обрывок пергамента, а видел ту самую отравленную книгу, из-за которой столько всего случилось, вот только виделась она теперь по-другому, побежденная, она распахнулась ладонями, и на этих отравленных ладонях лежала жизнь. Жизнь, спасенная смертью.
— Так, говорите, не больше девяти унций, коллега? — спросил Шарц.
— Не больше, — кивнул студент.
— Девять унций смерти… — задумчиво пробормотал Шарц. — Девять унций смерти, спасающих чью-то жизнь… знаете, профессор, а это может стать началом неплохой баллады в вашу честь!
— Как… как вы меня назвали, наставник? — ошалело выдохнул студент.
— А что? Разве я ошибся? — ухмыльнулся Шарц. — Ну, разве что самую малость, коллега. Я — не я, если в самое ближайшее время эта ошибка не будет исправлена!
* * *
Первым, кого Шарц встретил, войдя в ворота Олдвика, был сэр Руперт Эджертон, герцог Олдвик.
— Эрик, отведешь лошадей на конюшню, — сказал Шарц своему ученику. — Там такой здоровенный дядька, зовут — Четыре Джона, его ни с кем не спутаешь, таких, как он, в природе просто не бывает, поможешь ему наших лошадей обустроить, скажешь, что ты мой ученик, и пусть он тебя до времени чем-либо покормит, я приду позже.
Кому другому Шарц бы подробнее все объяснил, проводил, показал и прочее, но унижать коллегу, профессионала, водить его за ручку, как маленького?
Отпустив ученика, Шарц повернулся к герцогу.
— Тебя-то я и поджидаю, — сказал герцог.
— Что-то произошло, ваша светлость? — Рука Шарца привычно легла на лекарскую сумку.
— Можно сказать и так, — покачал головой герцог. — Видишь ли, твоя жена…
— С ней что-то случилось?! — весь напрягшись, звенящим от напряжения голосом выдохнул Шарц.
— Да нет же! Все в порядке с твоим семейством. Не вскидывайся так, — герцог посмотрел на Шарца с явным сочувствием.
Шарц облегченно вздохнул.
— А… кому тогда требуется помощь? — спросил он. Глаза герцога вспыхнули ехидным весельем.
— Еще не знаю, — сказал сэр Руперт. — Но думаю, что потребуется тебе. Причем в самое ближайшее время.
— Да? — удивился Шарц, уже предчувствуя какой-то подвох.
Что ж, его светлость в своем праве. От должности шута Шарца никто не освобождал.
— Так вот, о чем это я… вечно ты меня сбиваешь… — продолжил герцог. — Твоя, значит, Полли… приготовила тебе… хм… подарок. Да. Так и есть. Подарок, одним словом, по-другому и не скажешь.
Герцог покачал головой с таким видом, словно сам не мог поверить в свои слова.
— Так вот… я этот самый подарок хотел отобрать, пользуясь своим правом герцога отбирать все, что мне понравится, — сказал герцог и уставился на Шарца. Глаза его смеялись.
— Милорд, вы злой. Вы надо мной издеваетесь! — взвыл Шарц. — В жизни вы этим правом не пользовались! Это и вообще дурной пережиток темного прошлого. Когда это вы чужие подарки отбирали?
