Один из рыцарей сэра Роберта со свистом втянул в себя воздух.
— Но лорд-канцлер постоянно оживал, — добавил Эрик, продолжая пристально глядеть лорд-канцлеру в глаза. — Оживал, потому что у него был сосуд со святой водой и достаточно было одной капли, чтобы его оживить… у вас есть сосуд со святой водой, милорд?
— Нет, — ответил сэр Роберт, очень внимательно глядя на Эрика.
— Мне продолжать?
— Продолжай, — кивнул он.
* * *
В скромном гостиничном номере у пыльного зеркала сидел усталый одинокий человек. Таким усталым и одиноким он никогда в жизни себя не чувствовал. Он сидел так уже несколько часов и был столь неподвижен, что любому невнимательному наблюдателю показался бы мертвым. А он сам, спроси его кто об этом, сказал бы, что так оно и есть. Вот только спросить его было некому.
Агент высшего класса ледгундской секретной службы, первый наставник Эрика, молча смотрел в глаза себе самому.
Полностью проваленная операция его уже не заботила.
"Я вновь предал своего ученика. Я сделал это еще раз".
Раз за разом ему представлялись внимательные детские глаза. Очень серьезные глаза. И собственная речь: "Подлый наемник продает свое мастерство за деньги. Ради денег он способен на все. На любое преступление, на любую низость. Лазутчик может — а иногда просто обязан! — быть подлее и преступнее любого наемника. Так почему же наемник — ремесло гнусное и низкое, а лазутчик — нет?"
"Почему?" — спрашивали детские глаза.
"Лазутчик знает свой долг. Знает, кому и во имя чего он служит", — горделиво вещал наставник.
"Так кому и во имя чего?!" — в который раз спрашивал он нынешний у пыльного зеркала.
И зеркало отвечало ему пустым равнодушным взглядом его собственных глаз.
"Так кому и во имя чего ты служишь? Ради кого вновь и вновь предаешь своего ученика?"
Он вяло подивился тому, насколько пусто и равнодушно звучат наболевшие мысли. Да. Вот так вот. Пусто и равнодушно. Для того чтобы не выдавать своих эмоций, лучше всего вовсе их не иметь. И тогда на эту равнодушную маску можно повесить какие угодно чувства. Все верно. А если не иметь своих мыслей, можно с легкостью выполнять чужие приказы, даже не задумываясь об их истинной сущности. Наплевав на то, куда они в конечном итоге ведут. Есть такие замечательные слова. Долг. Клятва. Приказ. Ими можно прикрыть что угодно. Любую глупость. Любую мерзость. Любое преступление.
Что ж, к счастью, он — плохой наставник. Ему не удалось сотворить этого с мальчишкой до конца. Проклятый гном одной левой все поправил. Ему не удалось сотворить этого даже с самим собой, иначе он не сидел бы сейчас тут, а готовился к ликвидации предателя, отказавшегося выполнить приказ.
Итак, Эрик свободен. А скоро будет свободен и он. Он не станет дожидаться, когда за ним придут люди его собственной службы.
Он достал крохотную пилюльку и взвесил ее на ладони. Поглядел на себя в зеркало, усмехнулся и покачал головой.
"Говорят, ты убил в себе ученика, Эрик? Это похвально. А учителя, говоришь, не вышло? Вот тут ты ошибся, коллега. Просто это оказался не тот учитель, которого следовало… Но ведь все эти фаласские яды добыл ты, верно? Значит, ты все-таки убьешь учителя, пусть и не своими руками! Должен же я хоть что-то для тебя сделать, мальчик мой?"
Он решительно поднес пилюльку ко рту и… получил такой удар по руке, что та мигом повисла!
— Ты что это удумал? — взревел над ухом громовой бас. — Всякую дрянь в рот тянешь! Ты ее хотя бы мыл?
— Что?! — разворачиваясь, ошалело выдохнул он. Мало того что этот проклятый крикун невесть как оказался у него за спиной, так у него еще и вопросы дивные!
— Да так, к слову пришлось… — широко улыбнулся пожилой гном в. рясе священника, разводя могучими руками. — Мой ученик очень настаивает на том, чтобы все-все было по науке. А спорить с ним я не намерен. Один раз уже проспорил.
— Хм. И ты теперь всегда моешь яд, перед тем как отравиться? — вежливо спросил ледгундский агент у пожилого степенного гнома.
— Ну, разумеется, — ухмыльнулся тот. — Ты что, не знаешь, что, если жрать немытое, желудок к чертям испортить можно? Ничего, вот с Шарцем поближе познакомишься, он тебе подробненько все это объяснит. И как это мне удалось воспитать такого зануду? Сам удивляюсь…
— Я арестован? — поглядев на гнома в упор, спросил агент.
— А ты где-то видишь кандалы и стражу? Мне вот почему-то кажется, что ты спасен. Мной.
Гномский башмак наступил на валявшуюся на полу пилюльку и раздавил ее.
— Ты собираешься убить меня самолично? — без особого интереса бросил ледгундский агент.
— А что, разве где-то есть гномье царство, ради которого бы стоило тебя убивать? — желчно отозвался гном. — Разве есть владыка, который мог бы приказать мне свернуть тебе шею?
"Владыкой мог бы стать ты сам, а насчет царства можно договориться!" — мелькнули в голове ледгундского агента привычные мысли. Он прежний произнес бы их не задумываясь. Он нынешний вообще не открыл рта. Хватит уже громоздить предательство на предательство.
— Пойдем, — сказал гном. — С тобой хочет поговорить один человек.
— Сэр Роберт де Бофорт? — устало поинтересовался ледгундский агент.
— Сэр Роберт де Бофорт — мальчишка, — пренебрежительно отмахнулся гном. — О чем с ним говорить? О том, как Олбария с Ледгундом прибрежный песочек поделить не могут? Пусть дети возятся в своей песочнице… Пойдем, с тобой хочет поговорить его наставник.
— О чем? — спросил ледгундец. — О чем он хочет со мной говорить?
— О новой земле, разумеется, — откликнулся гном. — О чем же еще могут говорить серьезные люди и гномы?
Дверь гостиничного номера захлопнулась. Двое, человек и гном, спустились вниз по лестнице.
* * *
— Эрик, мы тебе подарок приготовили, — сообщил Роджер.
— Здоровский, — добавил Джон.
— Тебе понравится, — пообещала Кэт, доставая стопку бумаги.
— Речь о том, чтобы я рассказал вам напоследок сказку? — улыбнулся Эрик.
Все трое решительно помотали головами.
— Речь о том… — важно начал Джон.
— …чтобы мы рассказали тебе сказку, — закончил за него Роджер.
— Тебе понравится, — повторила Кэт, раздавая братьям бумагу и карандаши.
— Далеко-далеко, за синими морями, за высокими горами, в стране Арсалии жил да был марлецийский король, — начал Джон.
— Что это он в Арсалии делал, если он марлецийский? — возмутился Роджер.
— Он еще не знал, что он марлецийский, он думал, что арсалийский, — ответил Джон. — Отстань, рассказывать мешаешь!
