— Да то, что ты маг, у тебя на лбу написано, — усмехнулся отшельник. — Причем такими громадными буквами, что прочитает даже неграмотный.
— Разрешите вмешаться, уважаемый, — ехидно проговорил до сих пор молчавший посох. — Как раз у этого парня на лбу написано, что он не маг и магом никогда не станет, что является большим горем для меня, поскольку меня ему ПЕРЕДАЛИ. Мой бывший хозяин перед смертью сошел с ума, не иначе…
Отшельник с обалдением вытаращился на посох.
— Так ты еще и говорящий? — поразился он. — Слышал про такое. Но не видел. Ни разу не видел.
— О, простите великодушно! — воскликнул посох. — Я позабыл поздороваться и представиться. И поблагодарить забыл. Нынче ночью все наперекосяк. Ну, абсолютно все.
— Положим, я тоже позабыл поздороваться и представиться, — с улыбкой в голосе заметил отшельник. — Ничего. Поправим. Но — не здесь. Ночные странствия в горах — опасная штука для новичков, даже если им и не грозят враги. Я приглашаю вас в свое жилище. Там и поговорим.
— Хорошо, — сказал Курт. — Ведите нас.
И они отправились в путь, осторожно нащупывая ногами тропу. Уже совсем стемнело, и следовало проявлять осторожность. Всю дорогу Курта не покидало ощущение, что посох тоже идет с ним рядом, идет, как человек. Курт потряс головой, отгоняя бредовое видение, и покрепче стиснул посох в руке. Да вот же он. Здесь, со мной.
— Горы порой вытворяют странные штуки с человеком, — обернувшись заметил отшельник. — Потому я и не хотел вас отпускать ночью. Ночью они особенно сильны. Впрочем, мы уже пришли… — перебил он себя. — Прошу, входите.
Отшельник привел их в симпатичную небольшую пещерку. Мягкая тишина и запахи трав.
— Садись вон туда, в угол, — скомандовал он. — Отдыхай. День был трудный.
Немного повозившись, он зажег небольшой очаг и самодельный масляный светильник. Когда отсветы огня легкими облаками заскользили по лицам, а тени улеглись в углах, как сытые послушные псины, отшельник поднял глаза на Курта и сказал:
— Я люблю болтать за едой, а ты?
— Никогда не отказывался, — ответил Курт.
— А я вообще люблю болтать! — объявил посох.
— Вот и отлично, — проговорил отшельник. — У меня есть жареное мясо, мед и дикий чеснок. Я приготовлю травяной отвар, тогда и поговорим.
Отшельник занялся приготовлением ужина, а Курт, от нечего делать и чтоб не заснуть, принялся разглядывать его жилище. Больше всего было трав. Травы свисали с потолка; их густой пряный аромат казался чем-то вроде самой крупногабаритной мебели. Во всяком случае, даже королевский диван под балдахином вряд ли занял бы больше места, если бы вдруг оказался под сводами этого жилища. Впрочем, Курт никогда не видел королевского дивана, а значит, мог оказаться и не прав. Если потолок был почти целиком занят травами, и лишь в одном углу висело несколько копченых окороков, слегка напоминающих толстеньких летучих мышей, то полом и стенами безраздельно владели шкуры. Отшельник оказался хорошим охотником. То, на чем сидел Курт, тоже было шкурой. Мягкой, прекрасно выделанной шкурой.
" Да уж, пещера — штука холодная, а отшельник — человек немолодой, " — подумал Курт.
И ему опять вспомнился Облачный Всадник. Интересно, с чего бы?
— Ну, вот и готово, — услышал он довольный голос отшельника. — Прошу к столу.
Столом служил плоский широкий камень. Отшельник улыбался, как полководец перед битвой, а предметы для приятного употребления пищи выстроились на этом окаменевшем от времени полигоне, как немногочисленное но бравое войско.
— Тебе чего — мяса, меду или сразу отвару? — спросил Курт у посоха.
— Я предпочитаю сумрак, — важно отозвался посох. — Серебристый, с фиолетовыми прожилками — кстати, не хочешь ли глоточек? — ехидно добавил он.
— Я не могу хотеть того, чего нет, — заметил Курт.
— Ты просто не видишь, — поддразнил посох.
— Ну, значит, я не могу хотеть того, чего не вижу, — сказал Курт.
— Это потому, что ты так грубо устроен, — насмешливо пояснил посох. — Я, по крайней мере, вижу ту гадость, которую ты называешь пищей.
Курт аж ахнул от неожиданности. Ну, надо же! Такая мудрая деревяшка — и такое ляпнуть!
Мгновением спустя посох также сообразил, что натворил, и бросился извиняться.
— Ох, уважаемый хозяин, я вовсе не хотел вас оскорбить, простите меня, мой болтливый язык, как всегда…
— Кстати, меня всегда интересовало, а какой у посохов язык? — весело перебил его отшельник. — Ты не мог бы мне его показать, уважаемый?
— Это страшная тайна… — мрачно заметил посох. — Но для вас… ладно, я скажу, — он вздохнул, помолчал, видимо, собираясь с духом и промолвил. — Я — это и есть язык. Я весь целиком — один здоровенный язык.
— А все остальное? — вырвалось у Курта.
— А все остальное пребывает не в этом мире, — спокойно пояснил посох.
— Но как это может быть? — Курт был по настоящему ошарашен.
— Ты ведь пытался быть бардом, — сказал посох. — В те минуты… я знаю, у тебя были такие минуты… так вот, в те минуты, когда все получалось — где, по-твоему пребывал твой язык? Неужели в той заднице, которую гордо именуют «этот мир»?
— Но ведь ты пребываешь здесь постоянно. Как же твое… все остальное без тебя обходится?
— С точки зрения того мира, откуда я высовываюсь, здешний мир существует непостоянно, — спокойно сообщил посох.
— Как это? — ошеломленно потряс головой Курт.
— А вот так это, — усмехнулся посох.
— Я знаю, ты просто мстишь мне за предложение поужинать, — вздохнул Курт. — Кто бы мог подумать… такая древняя, такая магическая, такая мудрая вещь — и такая мелкая месть, фу…
— Я всего лишь честно ответил на твой вопрос, — рассмеялся посох. — Ну какая же это месть? Нет уж, так легко ты не отделаешься, такие древние и волшебные вещи, как я, мстят совершенно по-страшному, так что ожидай и трепещи — возмездие грядет, и горе слабым. Да я тебе месяца два теперь лягушек в башмаки засовывать буду!
— И как ты, интересно, это проделаешь? — полюбопытствовал Курт.
— А я тебе не скажу, — отозвался посох. — Это будет дополнительной карой.
— Скорей уж основной, — фыркнул отшельник. — Лягушек в сапогах еще можно пережить, а вот не знать, откуда они там берутся…
— И все-таки я не понимаю… — проговорил Курт. — Как это может быть, чтобы мир то существовал, то не существовал…
— С мирами еще и не такое случается, — поведал посох.
— А почему никто не замечает этого… несуществования? — поинтересовался отшельник.
— А потому что замечать некому, — ответил посох. — Никого ведь при этом не существует. А снаружи — так даже очень заметно.
