– Случайно есть, а… зачем тебе? – удивленно вытаращился Зикер. – Я думал, что в Джанхаре оно на каждой стене выбито. Я не прав?
– Открою тебе самую страшную тайну, – хмыкнул Йоштре. – В Джанхаре о нем никто даже и не слышал.
– Но ты-то… – растерялся Зикер.
– И я, – вздохнул Йоштре.
– А пророк? – выпалил Зикер.
– Не было никакого пророка, – покачал головой Великий Магистр Йоштре Туйен. – Мы посчитали всю эту возню с нашим якобы пророчеством провокацией голорской разведки. Но если ты утверждаешь, что оно существует – покажи его мне, сделай милость.
– Как интересно, – ухмыльнулся Зикер. – Вот с вами, белыми, всегда так: захочешь что-то узнать – ан нет! Давай сам делись! Ладно уж, – он подмигнул Йоштре, – чего не сделаешь для старого врага! И топталовка твоя – чудо! И что самое главное – вовремя. Фарин с Арилоем небось гнали?
– Точно, – кивнул Йоштре. – Из моих лучших семимильных сапог.
Зикер ненадолго отлучился в Башню и вернулся, помахивая большим бумажным листом.
– Само собой, это не оригинал, – сказал он. – Даже у Архимага была лишь магическая копия. И насколько я понимаю, это из твоего сейфа, Йоштре!
Великий Магистр Йоштре Туйен взял лист и внимательно в него вгляделся. А потом покраснел до корней волос.
– Это… это и в самом деле… из моего сейфа… – слабым голосом признал он. – Но… кто вам сказал, что это – пророчество?
– Ну… мне об этом сказал Архимаг, – растерялся Зикер. – Оно и в самом деле на что-то такое похоже. И видения в шаре подтверждали, что именно из-за этого листа бумаги разразится война и Орден Черных Башен постигнут неисчислимые бедствия.
– Все так и случилось, – с непередаваемым выражением на лице кивнул Йоштре, – война… бедствия… но кто вам сказал, что это пророчество?
– А что же? – спросил Зикер. – Что же, если не пророчество? Правда, все так запутано… я несколько раз по-разному толковал его смысл, – признался он. – В своих целях, разумеется. Но ведь должен же у него быть и свой, истинный смысл. Чем же это еще может быть?
– Это стихи, – слабым голосом поведал Йоштре. – Просто плохие стихи.
– Стихи? – нахмурился Зикер. – Не понимаю. А почему они оказались в твоем сейфе?
– Потому что их написал я, – виновато ответил Главный Маг Джанхара.
– Но они были защищены каким-то невероятным заклятием! – все еще не веря, воскликнул Зикер. – Архимаг потерял двоих опытных разведчиков, прежде чем они смогли добраться до текста и сделать копию. Эта штука была спрятана за самыми важными бумагами!
– А ты никогда не клал бутерброд поверх важнейших бумаг, решающих судьбы народов и государств? – устало поинтересовался Йоштре.
– Случалось, – пожал плечами Зикер.
– А если бы ты написал что-нибудь, чего тебе очень стыдно, а уничтожить – жаль, потому что есть надежда когда-нибудь поправить, – промолвил Йоштре, – разве ты не упрятал бы это подальше, снабдив основательным заклятием, просто так, на всякий случай?
Зикер удивленно присвистнул.
– Так значит… все это… вся эта великая война… все эти голоры и оннеры… – Зикер не выдержал и расхохотался.
Йоштре обиженно вскинулся, но потом махнул рукой и присоединился. Любому поэту обидно, когда потешаются над его стихами, особенно если он осознает, что они и в самом деле не слишком хороши, – но Зикер ведь смеялся вовсе не над стихами.
Зикер смеялся над плетением судеб и выкрутасами душ, над поворотами и скрещениями троп, над той неведомой дудкой, под которую пляшет каждый, пляшет с рождения и до смерти, будь он величайшим из магов или ничтожнейшим из смертных. Зикер смеялся, потому что смех – это все, что человек может противопоставить судьбе, ее безжалостным и ярким шуткам, ее стремительным и беспощадным ударам. Зикер смеялся – и вместе с ним хохотали все, кто был рядом. Великая война, случившаяся от ничтожной причины, от глупого клочка бумаги, исчерканного графоманом! Судьба умеет пошутить, что да, то да! И лучшее, что мы можем сделать, – это смеяться вместе с ней и над ней, потому что слезы – плохая замена. Смеющихся, конечно, можно убить, но они умрут непобежденными! А потому – никаких слез! Смеяться!
Смеялись все.
Кто знает, что было бы, прознай Архимаг истинную причину неистового веселья, охватившего Зикера и компанию? Кто знает, что было бы, узнай он правду о джанхарском пророчестве? Может, кто-то и знает, ко не я. Потому что Архимаг так и не получил этих сведений. Он был сильно занят, спасая свою армию. Ему тогда не до стихов было. Все, о чем он мог думать, – армия. И Черная Стража. И Чаша, конечно. Чаша. Чаша Тьмы. Добыть бы ее! Добраться бы! И тогда они все у него… все!
– Бедняга Йоштре, мучается небось, переживает. Такая заваруха, и все из-за него, – задумчиво проговорил Зикер.
– И почему это из-за него? В конце концов, каждый имеет право писать плохие стихи. Вот если бы ваши дурацкие маги-разведчики по чужим сейфам не лазили, ничего бы и не случилось, – возразил Линард.
– Позволь напомнить, что это не мои дурацкие маги-разведчики. Мои все при мне, в Ордене Беглых Магов. А это дурацкие разведчики дурацкого господина Архимага. И вообще, разведка на то и существует, чтобы лазить по чужим сейфам и таскать оттуда всякую фигню, которая при ближайшем рассмотрении оказывается вот именно что фигней, а вовсе не тем, чем надо и на что надеялись.
– Получается, никто как бы и не виноват? – прищурился Линард.
– Ну почему же? – усмехнулся Зикер. – Виноваты всякие древние пророки.
– Ну ты и загнул! – удивился Линард. – Это еще почему?
– А потому что поэты они хреновые, – ответил Зикер. – Совсем как каш уважаемый Йоштре. Может, даже и похуже. Их пресловутые пророчества изложены такими дубовыми, корявыми и занозистыми виршами, что принять убогое творение Великого Магистра Туйена за очередное из них – проще простого!
– Однако, – покачал головой Линард. – В этом что-то есть. Хотя… если кто-то ищет повод для войны, он его завсегда найдет.
– Уж это точно, – согласно кивнул Зикер.
– Не нравится мне все это, Мур, – негромко заметил Курт.
– Что именно? – поинтересовался посох.
– Все, – ответил Курт. – Маги эти… раньше я их постоянно чувствовал. Вот как ты сказал, что они есть, я насторожился и понял – да вот же они! Как крохотные точки где-то далеко, а некоторые – ближе. Как крупа в кипящем супе. Туда-сюда… туда-сюда… рыщут, шарят!
Курт замолчал.
– Ну и? – поторопил его посох.
– Не чувствую я их больше, – ответил Курт. – Вдвое настороже, а не чувствую. И не потому что их нет. Я знаю, что есть. Просто учуять больше не могу. А еще… зря я, наверное, сел милостыню просить. Мне никогда еще столько не подавали. Так вообще не бывает. Даже в таких богатых да щедрых местах. Ты заметил, что я деньги в канаву сыпанул?
