Что — то орет бегущая вослед вражеской коннице пехота.
«Ваше величество?! Где же вы?!»
Первые вражьи выстрелы. Ни одного промаха.
Третья гвардейская редеет, умирающие оседают на тела убитых ими врагов, упрямо продолжая сжимать оружие.
— Простите, капитан… — хрипит один из них. — Я меняю… направление атаки…
«Ваше величество! Вы позорно медлите! Неужто я сражаюсь на стороне дурака и труса?! Мне будет очень больно умирать, зная это…»
— Огонь!
Уже можно различить лица конников.
— Заряжай!
Конники опять вскидывают ружья; еще немного, и смерть вновь посетит батарею.
— Огонь!
Дым орудийного залпа удачно смазывает прицел врагам, вы выигрываете еще несколько драгоценных мгновений. Последних.
«Пить — то как охота».
«Ничего. На том свете попьем…»
Залп приближающегося неприятеля. Вновь точный залп. Они и впрямь стреляют не хуже вас. Смерть открывает свою дверь для многих.
«Прощайте, братцы! Вы были хорошими солдатами. Настоящими демонами, как и положено гвардейцам! Я надеюсь, что для таких потрясающих демонов найдется крошечный кусочек неба… Ведь гвардия никогда не просила многого. Я надеюсь, найдется… А если все — таки — преисподняя, я уверен, ребята быстро наведут там гвардейскую дисциплину. И, когда я отправлюсь следом, все будет так, как положено по уставу».
— Огонь! Заряжай! Целься! Стрелять до последней возможности!
— Будет исполнено, господин капитан!!! — яростно орут в ответ.
«Это не голоса людей, это голоса демонов, вырвавшихся из преисподней! А здесь и нужны демоны, людям здесь не место. Что ж, обратно в преисподнюю мы вернемся в хорошей компании!»
На правом фланге — никакого движения.
«Ваше величество! Вы действительно трус!»
«Если мне будет позволено вырваться из моей преисподней и добраться до неба, куда вас посмертно поместят благостные господа священники, я вам морду набью, клянусь честью!»
Крики за спиной, к нам на помощь спешит потрепанная пехотная рота. Генерал Кланден наскреб все, что смог. Все, что его величество позволил. Генерал — то понимает…
Испуганные глаза пехотинцев.
«Эти побегут…» — думаешь ты и перестаешь обращать на них внимание. Те, кто мчит сюда, чтобы справиться с третьей гвардейской, этих одолели бы не просыпаясь. Вот только они и без того не спят.
«Вот и все. Атаки на правом не будет. Там даже не шевелится ничего. Его величество, верно, изволили передумать. Или до сих пор утешаются с любовницей».
Вражеская гвардия грамотно охватывает позицию.
Отступать поздно.
Отступать некуда.
Эта авантюра сорвалась, несмотря на все затраченные усилия. Сорвалась по вине одного — единственного человека. А вместе с этой авантюрой проиграно и все сражение. Выхода нет.
Кто — то из ребят начинает орать непристойную солдатскую песню про грудастых красоток. Остальные подхватывают. Им уже никогда не придется обнимать красоток. Несколько похабных строк — все, что им осталось. Несколько похабных строк — длиной во всю оставшуюся жизнь.
— Заряжай! Огонь! Заряжай! Огонь! Заряжай…
Вражеская гвардия с ревом набегает на нас. Два противоположно направленных огня столкнулись. Оба умрут.
— Огонь! — в последний раз яростно рычишь ты, отбивая тяжкий удар чужой шпаги.
«Шалишь, брат, так просто меня не взять! Я рядовым в гвардии начинал, словно простолюдин. Не веришь? Графский сынок, да чтоб не оруженосцем при важном рыцаре, не адъютантом какого — нибудь генерала, а рядовым? Да — да, и так бывает… у меня, знаешь ли, был очень хороший отец, он все понимал правильно. Хочешь сказать, я слишком молод, чтобы это было правдой? Верно. Молод. И, может быть, даже слишком, а только все это правда. Равно как и то, что я не принял ни одной поблажки. Ни одного незаслуженного повышения. Все положенные ступени я прошел честно. И быстро. Как и положено графскому отпрыску, собирающемуся стать графом. Так что не очень — то рассчитывай на этот свой финт правой. Видали мы таких!»
— Господин капитан, прикройте! Я еще разок… — Один из твоих людей тащит к пушке очередное ядро.
«Прикроем. Еще как прикроем! Всего — то четыре противника. Нет. Пять. Пять противников. Все равно ерунда. Каких — то три пропущенных удара — для гвардейца это совершенные пустяки! Четвертый пропущенный, пятый… что — то я сегодня не в форме… а в спину бить неблагородно, господа… Впрочем, вас слишком много, чтобы я мог оказаться лицом к лицу со всеми вами, верно? Это вас оправдывает, господа… Несомненно, именно так вы и считаете. Шестой пропущенный… за шаг до преисподней, какая разница? Я еще жив, господа! Я все еще к вашим услугам!»
Мир странно вздрагивает и на секунду делается ослепительно — белым. Белизна становится черной, и мир умирает.
«Это взорвалась проклятая пушка!» — мелькает в крохотном уголке сознания. И это последнее, что ты еще сознаешь. Осознание гаснет вместе с жизнью. Последним отчаянным усилием ты вслушиваешься в исчезающий, уходящий от тебя мир, надеясь, что там, на правом, тяжко дрогнет земля и ты поймешь, умирая, что все было не зря… Что третья гвардейская выполнила все, что смогла, и победила…
Тишина… тишина… хуже смерти, горше могильной земли и оглушительней погребального колокола — тишина на правом.
«Ну и сволочь же вы, ваше величество!»
Ничего.
Больше нет ничего.
Пустота… пустота сменяется отвратительным ревом. Это ревет, возвращаясь обратно, втекая в тебя, окружающий мир. Он омерзителен. Пятна тьмы и света, уродливые, ни на что не похожие звуки, перемежающиеся внезапными возвратами к оглушающей тишине. Мир хрипит и содрогается, как умирающий на виселице преступник.
Оживать — очень больно.
Больнее, чем умирать.
Ты открываешь глаза. Ты все еще не умер. Ты все еще странным образом здесь. Чьи — то сапоги переступают через тебя. Ты слышишь вражескую речь и понимаешь, что бой продолжается. Ты подымаешь голову и смотришь в сторону вражеских позиций.
Правый фланг все еще смят. Перестроение еще только началось, и шанс сохраняется. Вот только… никто не рвется его осуществить. Никто не атакует на правом.
Ты подымаешься на ноги. Кажется, все цело. Раны? Ерунда это… какие, к черту, раны?! Раны — это там, где теплое… ты смотришь вокруг себя, понимаешь, что третьей гвардейской больше нет, и тебя охватывает непереносимый холод. Какие уж тут раны? Раны, это когда тепло. А тебе холодно.
Чем же занят его величество Транерт? Ах да, перестроением! Действительно, нужно же успеть вновь построить армию, а то враг раньше разберется со своими пушками, а стрелять ему будет не в кого! Неудобно получается. Надо пошевеливаться. Перестраивать! А то ведь враги не найдут кого убивать и обидятся!
