Вся твоя рота молча смотрит на тебя. Они — то знают — капитан не подведет. Капитан никогда не подводил.
Не подводил.
Ты принимаешь решение. Принимаешь, чувствуя мгновенное облегчение где — то в глубине души. Что — то внутри тебя радуется, что ты все же не окажешься хуже покойного короля. Ты сравнял счет. Все правильно. Остальным — жить. Дальше. И лучше это делать с высоко поднятой головой, с гордостью за своего короля и свое знамя.
И тут раны, о которых ты в гневе забыл, дают о себе знать. Это ты о них забыл, а они все помнят… боль швыряет тебя обратно, багровая пелена накатывает, унося сознание, но ты еще слышишь голос его величества:
— Вы станете делать то, что я скажу, капитан, — вновь переходя на «вы», говорит король. — Станете, потому что я прошу вас об этом… и вместе со мной — ваша третья гвардейская…
«Проклятье, но почему я, опозоренный, должен продолжать жить?! Почему бы просто — напросто не казнить меня?! Я беру всю вину на себя, а меня казнят. Всем хорошо, все счастливы… Зачем я нужен живым?!»
Задыхаясь от слабости и боли, усилием воли ты вырываешься обратно наверх, туда, где можно слышать и понимать. Потому что тебе сейчас очень важно услышать и понять. Всего одно, очень короткое… жизненно, смертельно важное нечто.
— Зачем? — выдыхаешь ты.
И король понимает. Он куда лучший король, чем его покойный брат, потому что сразу понял, о чем ты его спрашиваешь… и ответил сразу. Так, будто долго об этом думал.
Может, и впрямь думал.
— Затем, что, если снова случится война и на нашу землю придут враги, я хочу видеть вас у своего левого локтя, капитан. Затем, что, если я струшу и окажусь недостойным памяти предков… я хочу, чтоб был рядом человек, который скажет мне это в лицо. Такой, который смеет приказывать королям! — Гнев, ярость, обида на миг прорываются в голосе молодого короля, но он тотчас смиряет их. — Мне нужен некто, способный стать моей честью и совестью, если у меня недостанет своей, капитан. Тот, кто не задумываясь пошлет меня на смерть, и я пойду, помня, что он такое… а ваш графский титул… графом ведь кто угодно может быть, так же как и королем…
Ты замираешь, пораженный. Так вот чего он от тебя хочет! Так вот чего требуют от тебя мертвые!
Быть честью и совестью короля… Взять на себя грехи одного брата и присматривать за вторым. Не просто принять на себя чужое бесчестье, но самому стать этой самой честью. Что ж, у чести и впрямь не может быть какой — то чести и совести, отдельной от нее самой.
— У меня два выхода, капитан, — продолжает его величество. — Обвинить в трусости своего погибшего брата — короля, принесшего нам победу, наш символ, наше знамя! — и тем самым навек опозорить династию и украсть победу у всех наших воинов. Или обвинить во всех смертных грехах вас, принесшего эту победу на самом деле. Объявить, что вы, ослушавшись приказа, погубили лучшую в гвардии роту, и лишь самоотверженное мужество его величества Транерта спасло положение. Можете не сомневаться, какой путь я изберу вне зависимости от того, что выберете вы, капитан. А вот казнить вас — все равно что лучшую шпагу выбросить. Я не разбрасываюсь оружием.
— Ваше величество, вы сказали, что король Транерт — наше знамя, — говоришь ты.
Король кивает. Он уже знает, что ты сейчас скажешь, этот хитрый мальчишка, на которого так неожиданно свалилась королевская власть.
— Знамя должно оставаться незапятнанным, чего бы это ни стоило, — говоришь ты. — Знамя останется незапятнанным. Я согласен.
Лицо короля светлеет.
— Знамя останется незапятнанным, — словно клятву или молитву, повторяет он.
— Будет исполнено, ваше величество! — выдыхаешь ты, и волны жара уносят тебя прочь.
— Храни тебя все Боги, какие только есть, капитан… — тихо — тихо произносит его величество и выходит из твоей палатки.
Двумя неделями позже бывший капитан третьей гвардейской роты, приговоренный к смерти за оскорбление короля и прочую государственную измену, совершает дерзкий побег.
Шпага офицерской чести навсегда ломается над твоей головой.
Графа Лэриса, капитана третьей гвардейской роты его величества, больше нет. Есть уважаемый Верген, учитель фехтования, бывший сержант гвардии, бедный, честный, склонный к философии и пиву, способный бесконечно учить жизни всех желающих, а не желающих слушать его мудрые наставления отловить, зафиксировать понадежнее и тоже учить. А то ведь так и умрут, бедолаги, в грехе неведенья.
Уважаемый Верген — это не просто вымышленное имя. Через четыре дня после побега тебя находит секретная служба его величества. Находит и передает тебе документы и шпагу одного из твоих сержантов. Гвардии сержант Верген… Это он просил прощения, что умирает.
Теперь это — твое имя.
И чем дольше ты живешь, тем больше понимаешь, что не опозорить его имя для тебя важнее, чем свое.
Быть может, потому что сержант Верген ни разу тебя не подвел.
Быть может, потому что ни один из них ни разу тебя не подводил.
А вот ты… не проходит и ночи, чтобы ты опять не вспомнил. И каждый раз, каждый раз одна и та же мучительная мысль… а что, если можно было по — другому?
У тебя было много времени об этом подумать, тебе приходили на ум разные решения, тактика со стратегией плясали чертовы танцы в твоей голове, твоя рота оставалась жива, демоны и боги несли ее на крыльях победы… ни одно из этих решений не было абсолютно надежным, ибо угадать, что в той или иной ситуации предпримет король, было совершенно невозможным.
Одна рота не может вырвать победу у вражеской армии, если своя армия ее не поддержит. А ожидать правильных и своевременных действий от тогдашнего величества? После того как он не углядел победу там, где она была очевидна? Нет, ты не мог поступить по — другому. Решить иначе значило бы погубить все. И нынешний король это понимает. До такой степени понимает, что пересилил свою ненависть к тебе.
Воин вздохнул.
Видения и призраки прошлого неохотно отступили. Дорога бежала вдаль, как и прежде, а спутник, попросивший рассказать о себе, ехал рядом, недоуменно поглядывая на тебя: чего — де замолчал — то? Разве тебя о чем — то сложном спросили? У таких, как ты, ветеранов небось хватает, о чем порассказать?
Хватает, Карвен. Еще как хватает. Ты даже представить себе не можешь…
«Рассказать? Ну, во — первых, нельзя. Тайна должна оставаться тайной, так же как знамя должно оставаться чистым. По крайней мере до тех пор, пока ты меня не сменишь, малыш. Тогда ты узнаешь и это… и многое другое. А во — вторых… многое ли из того, что я смогу рассказать, не нарушая тайны, ты способен понять?»
«Соврать? Нехорошо выходит. Он — то ведь правду рассказывал».
«Погоди, капитан. А почему ты решил, что должен о себе рассказывать? Тебя ведь нет. Ты погиб там, на той проклятой батарее. А в живых остался сержант Верген. Ведь именно так ты себя сейчас называешь? Вот и уступи ему место. Он ведь и впрямь замечательный парень, куда лучше тебя самого. Да и рассказчик прекрасный. Рассказать о себе? Можешь не сомневаться, гвардии сержант Верген получит от этого удовольствие! А тайна останется тайной».
