Советник Неккор устроил не только это. Он сделал так, что смерть офицера вообще не связали с происшествием во дворце. Офицер просто пропал, и никто не поинтересовался – куда. Уже гораздо позже его величество сообразил, что никак не может вспомнить имя этого противного щенка. Он словно бы растворился, выполнив свою задачу, и никому не было интересно, куда он делся.
Но самое главное было даже не это.
Его величество никогда не забудет того мига, когда советник Неккор подвел его к королевскому ложу, где покоилась убитая королева.
«Странно… разве она была на ложе, когда я стрелял в нее?» – удивился король Тагинар, но удивление было вялым, промелькнуло легкой тенью и исчезло. Он все равно не мог вспомнить, где была королева за миг до смерти. Горе пересилило память.
Она была так хороша… так прекрасна… так невозможно было поверить в ее гибель… в то, что это он сам… своими руками… ведь этого же не может быть, правда?
– Ваше величество… ведь вы же любите ее, – прошептал советник.
И сказано это было так, что Тагинар не удержался и зарыдал вновь.
– Вы же не хотите, чтоб она была мертвой! – шепнул советник Неккор.
И его величество вздрогнул.
И прекратил рыдать.
Было в словах советника что-то такое… что-то, кроме неизбывного горя.
Тагинар потрясенно уставился на своего подданного, а тот заговорил тихо и страстно:
– Я все устроил… никто пока ничего не знает… и не узнает, если у вас хватит желания и сил… ваше величество!
Голос советника странно вибрировал и прерывался, словно от волнения. Или это было что-то другое?
– Желания и сил на что?
– На то, чтобы вновь увидеть ее живой, – прошептал советник, глядя в глаза своего повелителя.
– Но… она же мертва? – жалобно шепнул король. – Как же я могу… увидеть ее живой?
– Все зависит от вашего желания, ваше величество, – прошептал советник. – От вашего желания и ваших сил.
– Ты… знаешь? – мучительно выдавил из себя король. Он никогда еще не слышал у себя столь жалкого голоса, но его это нисколько не волновало сейчас. – Ты… знаешь… знаешь, да?
Советник молча кивнул. Он знал, что делать. Он хотел помочь. Это ведь естественно, когда низший стремится послужить высшему. Иначе ему и жить незачем.
– Как?! Как ее оживить?! – в страшном волнении вскричал король тоненьким и жалким голосом.
– Не волнуйтесь так, ваше величество, я все скажу, – промолвил советник Неккор. – Вот только… раньше того… прикажите удалить из дворца всех магов.
– Всех магов? – переспросил король. – Зачем?
– Им может не понравиться то, что мы с вами станем делать, ваше величество, – ответил советник. – Маги – очень щепетильный народ и терпеть не могут, когда кто-то из дилетантов залезает на их территорию, в особенности же они терпеть не могут воскрешения из мертвых, ибо навсегда для себя решили, что вернуть того, кто умер, – невозможно, а то, что возвращается, все равно остается мертвым, даже если таковым и не выглядит. Потому они и закрыли для себя эту грань магической науки, посчитав ее опасной и неперспективной. И я бы с ними даже согласился, несмотря на то что мой скромный магический опыт гласит скорее об обратном, если бы речь не шла о королеве! О женщине, которую вы безумно любите, ваше величество. О той, которая безумно любила вас… и все еще любит… там… по ту сторону… за порогом… и только от вас зависит, сумеете ли вы привести ее обратно.
– Делай! – выдохнул король.
– Ваше слово – закон для меня, – склонился советник Неккор. – Но вначале… маги…
– Ах да, маги! – шепнул король Тагинар.
Король плохо помнил, как он выставлял магов из собственного дворца. Все было как во сне, как в бреду, словно бы под водой.
Советник Неккор позволил остаться лишь боевым магам охраны.
– Они нам не помешают, а впоследствии могут оказаться и весьма полезны, – сказал он.
Король согласился. Ему было все равно. Ему не терпелось вернуться обратно и приступить к воскрешению королевы. Тогда его совершенно не занимал вопрос, как именно советник Неккор, будучи далеко не самым знатным и родовитым, будучи далеко не самым влиятельным и даже не имея сколько-нибудь серьезной официальной власти, сумел устроить так, что прочие придворные не воспротивились, а по большей части и вовсе ничего не узнали.
«Король и королева затворились для поста и молитвы».
Что ж, объяснение было вполне подходящим – в конце концов, чем еще заниматься королю, проигравшему войну, как не грехи замаливать?
То, чем он занимался на самом деле, было очень далеко от молитвы.
По наставлению советника, он был должен лечь с мертвой королевой, обнять ее и ждать, когда она оживет. Когда он услышал об этом, то чуть не рехнулся, но советник Неккор настаивал. Он сказал, что это – единственный путь. Король попробовал возражать, но советник силой заставил его лечь на широкое королевское ложе. Король коснулся своей мертвой жены, и она… осталась мертвой.
– Обними ее и жди! – приказал советник Неккор, разжигая по всей королевской опочивальне какие-то благовонные курения. – И не смей засыпать, слышишь? Заснешь – сам на том свете очутишься!
– Но я не могу… – попробовал пролепетать король Тагинар, совершенно потрясенный тем, как заговорил с ним его подданный. Посмел обратиться на «ты», и тон такой грубый… а уж грозить королю смертью! – Ты… ты что себе позволяешь? – попытался грозно спросить Тагинар. Грозно не вышло, чересчур сильно дрожал голос. Ему было невыносимо от сознания, что он обнимает мертвое тело, но и отпустить его он тоже не мог. Не смел.
– Слишком поздно, ваше величество! – грозно рявкнул на него советник. – Встанете с постели – умрете! Терпите, раз этого хотели! Призванные мной духи уже здесь! Встанете – и они разорвут вас!
– Ты меня предал? – жалобно поинтересовался король.
– Думайте о королеве, ваше величество! – донесся до него голос советника. – Вспоминайте ее живой!
Король плакал от жалости к себе, ненавидел весь мир, включая любимую жену, но все-таки не посмел встать. Мертвая женщина казалась странно теплой, порой королю мерещилось, что она шевелится, и он вздрагивал. У него непрестанно кружилась голова, а по королевской опочивальне плавал горьковатый аромат магических курений да слышались странные шепоты…
Король лежал, обнимая мертвую жену, убитую им жену, изменявшую ему жену, свою любимую жену, лежал, цепенея от ужаса, отвращения, любви, горя и жалости к себе самому. О Боги, разве был еще какой-нибудь несчастный, с кем случилось бы подобное?!
Прошла вечность тоски и страха, вечность, застывшая искривленной судорогой… Тагинар понемногу успокоился и даже привык к своему положению, и вот тогда он вдруг понял, что ему нестерпимо хочется сходить по нужде.
