— Где Левинский? — спросил Лебенталь. Бергер осмотрелся.
— Не знаю. Несколько минут назад он еще был здесь. Может, ты знаешь, Мейергоф?
— Нет. И знать не желаю.
— Может, он ушел на разведку?
Они снова прислушались. Напряжение нарастало. Опять до них донеслось несколько ружейных выстрелов.
— Наверно, там кто-нибудь сбежал. Вот и гонятся за ними.
— Думаю, что нет.
Каждый знал, что тогда весь лагерь построили бы для переклички и держали бы на плацу до тех пор, пока беглецов не вернули бы живыми или мертвыми. Это означало бы гибель многих десятков узников и тщательный контроль всех бараков. Вот почему Левинский накричал на Мейергофа.
— А чего ради им сейчас еще сбегать? — спросил Агасфер.
— А почему бы нет? — ответил ему Мейергоф вопросом на вопрос. — Каждый день…
— Успокойся, — перебил его Бергер. — Ты воскрес из мертвых и от этого рехнулся. Вот и возомнил себя Самсоном. Да ты и на полкилометра не уйдешь.
— Наверно, Левинский сам дал деру. У него на то есть основание. Больше чем у кого-нибудь еще.
— Ерунда! Он не пойдет на это.
Зенитка замолчала. В тишине послышались команды и топот.
— Может, нам лучше вернуться в барак? — спросил Лебенталь.
— Верно. — Бергер встал. — Всем из отсека «Д» вернуться в помещение. Гольдштейн, проследи, чтобы ваши люди спрятались подальше в глубине барака. Хандке наверняка явится с минуты на минуту.
— Они, видимо, не попали в казармы эсэсовцев, — проговорил Лебенталь. — Этой банде всегда везет. А несколько сот наших наверняка разорвало в клочья.
— Может, американцы уже на подходе? — спросил кто-то в тумане. — Может, это уже была их артиллерия?
На миг все замолчали.
— Заткните вы свои глотки, — сказал, разозлившись, Лебенталь. — Накличите еще.
— Давайте заходите, кто еще способен ползать. Наверняка будет перекличка.
Они заползли обратно в барак. Снова возникло что-то вроде паники. Многие вдруг испугались, что другие, более проворные, отнимут у них старые места, особенно у тех, за кем был закреплен кусочек дощатых нар. Они кричали хриплыми безжизненными голосами, падали, но все же пытались протолкнуться вперед. Барак все еще был наполнен, и места в нем хватало меньше чем для одной трети. Несмотря на все крики, часть заключенных осталась лежать снаружи. Из-за всех переживаний у них не осталось больше сил, чтобы вползти обратно. Охваченные паникой, они вместе с другими выбежали из барака, но теперь силы оставили их. Ветераны дотащили некоторых до барака и в тумане вдруг увидели, что двое умерли. Они истекли кровью: погибли от выстрелов.
— Осторожно! — Сквозь белые клубы тумана донеслись более энергичные, чем у мусульман, шаги.
Шаги приближались и замерли перед бараком. Левинский заглянул внутрь.
— Бергер, — прошептал он. — Где Пятьсот девятый?
— В двадцатом. Что-нибудь случилось?
— Выйди-ка сюда. Бергер подошел к двери.
— Пятьсот девятому не надо больше бояться, — быстро и отрывисто проговорил Левинский. — Хандке убит.
— Убит? Во время авианалета?
— Нет. Убит.
— Как это случилось? Эсэсовцы что ли зацепили его в тумане?
— Мы его убили. Дошло или нет? Главное, что с ним покончено. Он был опасен. Ну а туман подвернулся как нельзя кстати. — Левинский на миг задумался. — Уж ты-то увидишь его в крематории.
— Если выстрел был с очень близкого расстояния, видны будут следы пороха и ожоги.
— Это не был выстрел. В тумане и неразберихе ликвидировали еще двух бонз. Двух самых одиозных. Один из нашего барака, он предал двоих.
Прозвучал сигнал «отбой». Туман колыхнулся и расступился. Казалось, что взрывы разорвали его на клочья. В нем проглянул кусочек голубизны, которая засияла серебром, — это солнце подсветило его. Как мрачные эшафоты из тумана выплывали сторожевые башни с пулеметами.
Послышались чьи-то шаги.
— Осторожно, — прошептал Бергер. — Входи, Левинский! Прячься здесь!
Они закрыли дверь.
— Здесь только один, — сказал Левинский, — никакой опасности. Они уже целую неделю не приходят больше в одиночку. Страшно боятся.
Осторожно раскрылась дверь.
— Левинский тут? — спросил кто-то.
— Чего хочешь?
— Пойдем скорее. Это у меня здесь. Левинский исчез в тумане и вскоре вернулся.
— Ты слышал, что там произошло? — спросил Бергер.
— Да. Выходи.
— Что такое?
Левинский выдавил из себя легкую улыбку. На его мокром от тумана лице обнажились зубы, глаза и широкий дрожащий нос.
— Рухнула часть казармы СС, — сказал он. — Есть убитые и раненые. Еще не знаю, сколько всего. Есть потери в первом бараке. Повреждены склад оружия и кладовая. — Он осторожно окинул взглядом пелену тумана. — Нам надо кое-что спрятать. Наверно, только до сегодняшнего вечера. У наших людей было очень мало времени. В общем, до возвращения эсэсовцев.
— Давай сюда, — сказал Бергер.
Они образовали плотное кольцо. Левинский передал Бергеру тяжелый пакет.
— Это со склада оружия, — прошептал он. — Спрячь в своем углу. У меня есть еще один, засунем в дырку под кроватью Пятьсот девятого. Кто сейчас на ней спит?
— Агасфер, Карел и Лебенталь.
— Хорошо. — Левинский тяжело вздохнул. — Они быстро сработали. Сразу, как бомбой проломило складскую стену. Эсэсовцев на месте не было. Когда они появились, наших людей давно и след простыл. Мы добыли еще кое-что, спрятали в тифозном отделении. Распределение риска, понимаешь? Это принцип Вернера.
— Эсэсовцы не заметят пропажу?
— Все может быть. Поэтому мы ничего не оставляем в трудовом лагере. Мы не очень много прихватили с собой, но все, что попалось под руку. Скорее всего они ничего не заметят. Мы пробовали поджечь склад.
— Вы чертовски здорово сработали, — заметил Бергер.
— Счастливый день. — Левинский кивнул. — Пошли. Надо всё незаметно спрятать. Здесь никто ни о чем не подумает. Уже светает. Не удалось прихватить больше, потому что эсэсовцы быстро вернулись, боялись, что разрушены ограждения. Стали стрелять во все, что попадалось на их пути. Думали, кто-нибудь сбежал. Сейчас они успокоились. Какое счастье, что сегодня утром задержали отправку трудовых коммандос. А то ведь готово основание — попытка бегства из-за тумана. Так удалось сохранить наших лучших людей. Скоро, наверно, будет перекличка. Пошли, покажешь, где можно спрятать.
Через час поднялось солнце. Небо стало мягким и голубым, развеялись последние клочья тумана. Влажными и посвежевшими, словно после бани, казались позеленевшие поля с рядами деревьев.
