Тем временем раздался знакомый клекот, похожий на камнепад, из-за двойной скалы появилась мраморная горгулья. В огромных лапах она несла добычу — в одной бездвижную монахиню, в другой — следопыта. Ренард безуспешно бился, пытаясь вырваться из когтей чудовища. Ну что, парень, так хочется на свободу? Лети! Чудовище, не достигнув еще земли, швырнуло следопыта на камни. Он упал с глухим стуком, дернулся и затих. Цесарею горгулья опустила куда аккуратнее — положила рядом с пленниками, а сама поднялась на одну из скал и там застыла, слившись с камнями. Издали казалось, что теперь одна вершина скалы выше другой.
— Люблю я эту тварь! — засмеялся демонолог. — Что б мы без нее делали! А, Дарган?
Опираясь на посох, демонолог направился к монахине. Связанный Джастин дернулся, пытаясь переползти и если не встать, то лечь на пути у проклятого, но тот попросту обошел пленника и оказался рядом с Цесарей. Как ни странно, монахиня не потеряла сознание, оказавшись в когтях чудовища. Едва Идразель оказался рядом, как она вскинула голову. Ее массивный клобук сполз набок, воротник платья был наполовину оторван, так же как и рукав. Но, кажется, мужество не покинуло девочку.
— Что тебе нужно, проклятый? — прошептала она побелевшими губами, положив узкую ладошку на грудь, как раз туда, где на ее платье был вышит восьмиконечный крест — этот знак ее ордена и символ Империи, в которой высшая власть, считалось, принадлежит не Императору, не Великому инквизитору, а Всевышнему, и только ему.
— Да ладно тебе, — сказал Идразель, ухмыляясь. — Чего ты боишься? Что твою душу выпьют до дна? Вот глупышка, здесь же нет приятеля нашего Даргана Носферату. А твое тело… — Демонолог ухмыльнулся вновь. — Разумеется, мои ребята живые, а не мертвые, они не прочь будут повеселиться.
— Пусть веселятся со своими козлиными черепами, — ответил Дарган, внезапно возникая рядом с демонологом.
Идразель окинул алкмаарца неприязненным взглядом.
— Да уж, тебе, мертвец, это ни к чему. Да только зря ты за нее заступаешься. Неужели не разглядел крест у нее на груди? Эта девчонка с удовольствием бы поглядела, как ты корчишься в огне, отвернись от нас сегодня удача.
— Эта девушка не казнит, а лечит! — крикнул Джастин. — Никто не посмеет ее тронуть, пока я жив. — И он вновь стал извиваться ужом, пытаясь подползти ближе.
— Это можно исправить, — заметил демонолог.
— Девушка не казнит, а лечит, — повторил Дарган слова Джастина с угрозой в голосе.
— Да ладно, ладно, я всего лишь пошутил. Зачем же так грубо? Я лично не собираюсь обижать девчонку. Пусть лучше займется своими несчастными собратьями. Пусть лечит, если, разумеется, она хоть что-то умеет! — Идразель указал на Гоара. — А то этот придурок может и не дожить до завтрашнего утра.
— Его зовут рыцарь Гоар, — сказала Цесария.
— Да, да, мы поняли, что он рыцарь. Но при этом все равно придурок.
— Моя магия такова, что будет направлена на всех вокруг, — Цесарея приподнялась и постаралась приладить на место полуоторванный рукав, но ей это не удалось. — Всем достанется понемногу. — Гоару станет лучше, а твой всадник исцелится.
— Мой всадник… — Идразель сделал вид, что не понял, о ком идет речь. — А, мой всадник! — он хлопнул себя по лбу. — Дарган, что ли? Ты имеешь в виду эти стрелы? Мы их сейчас вытащим. Вот одна… — Идразель выдернул стрелу из плеча алкмаарца, при этом тот даже не вздрогнул. — Вот другая! — Извлек из бока. — Но ты же лечишь только своих…
— Я лечу всех, — сказала Цесарея.
— Первый раз о подобном слышу! — Идразель выглядел обескураженным. — Но если тебе так нравится, потчуй всех своей магией. Только вряд ли ты сможешь излечить Даргана — он же мертвец. А мертвецы не лечатся. Так что ему твоя магия без надобности. И поторопись, если не хочешь, чтобы Гоар испустил дух! — Демонолог заржал, очень довольный своей шуткой, и отошел подальше от пленников.
— Что ты задумал? — спросил Дарган, нагоняя демонолога. — Я не позволю тебе их убить.
— Убить? О нет! Я не собираюсь их резать. — Идразель по-прежнему улыбался, скаля мелкие зубы. — Они нам очень пригодятся. Мы идем в земли эльфов, а листогрызы вряд ли будут рады видеть тебя или меня. Только имперцы могут договориться с эльфами. Я не знаю, кто прислал нам этих ребят, — Всевышний, Мортис, Вотан, Бетрезен… или… М-да, похоже, больше некому, ибо эльфы остались без своих богов. Но, так или иначе, нам здорово повезло.
Пленники изо всех сил прислушивались к их разговору, понимая, что эти двое сейчас решают их судьбу.
— Что вам надо от нас? — крикнул Джастин. — Сражаться со своими мы не будем.
— Никто и не просит! — отозвался Дарган и шагнул ближе к имперацам. — Вы поможете нам добраться до волшебного источника в землях эльфов, а потом мы вас отпустим.
— Разве я сказал: отпустим? — удивился Идразель.
— Я так сказал, — нахмурился Дарган.
— Ну, если ты так сказал, то придется отпустить… — по тону не ясно было, говорит демонолог всерьез или издевается.
— Мы их отпустим! — Дарган пришел в ярость, и медальон на его груди вспыхнул так, что свет прошел сквозь нагрудник.
— Хорошо, хорошо, если выживут, конечно, отпустим. — Идразель вновь повернулся к монахине. — Действуй, красотка, пока я не передумал! Твоим ребятам предстоит долгий путь. Кто не сумеет встать на ноги, умрет!
И демонолог направился к скале, на которой засела горгулья.
— Цып, цып, цып… — стал он подзывать летучую тварь. — Слезай вниз, малышка, нам надо с тобой перемолвиться об очень важном деле.
Монахиня поднялась, развела руки и сжала кулачки. Зажмурилась… Замерла… Всевышний не откликнулся. Девушка тряхнула головой и повернулась к алкмаарцу. Что-то ее смущало.
— Так вы мертвы? — спросила Цесарея. И — как показалось Даргану, в голосе ее промелькнуло сочувствие.
Сказать «да» он почему-то не смог, отрицать тоже не имело смысла, он буркнул «не совсем» и отошел к мертвецам, выбирая среди трупов подходящую пищу для своего скакуна — Бешеный уже обглодал труп несчастного лучника до костей и хотел добавки.
Дарган остановился возле неподвижно лежащего следопыта. Голова его была запрокинута, из носа текла струйка крови. Дарган уже наклонился, чтобы ухватить лежащего за тугой ремень перевязи, как вдруг все заколебалось — как будто скала, на которой стоял алкмаарец, на миг ожила. Все поплыло, сместилось, и Дарган вдруг ощутил давно позабытое тепло — тепло прикосновения живых пальцев, живого дыхания — что-то сродни невесомому поцелую коснулось его губ — и в тот же миг проникло дальше — в грудь, устремляясь к сердцу. К сердцу, которое давно перестало биться.
Дарган замер. А Ренард судорожно вздохнул, дернулся и попытался сесть.
Алкмаарец отпрянул. Вот те на! Этот парень куда выносливее, чем казалось, — упал с такой высоты, и не погиб.
