— Вы никогда не упустите случая напомнить, что мой народ повинен во всех бедах мира, — сказала Коринн, чувствуя, как в душе вздымается гнев. — Мы, злодеи, установили Квоту, мы распространили мист, мы учредили рабский труд на рудниках. Вы все время тычете меня носом в мерзости, словно виновата я. Вы кричали, что уничтожите все несправедливости, сделаете мир лучше — и что же? Сделали? Вы убили рабовладельцев, да только вот не освободили рабов, а просто заняли место прежних хозяев!..
Хэниш перебил ее и беспечно, словно не было этой длинной возмущенной тирады, спросил:
— Не потанцуете со мной?
Коринн смерила его холодным взглядом.
— Мейнская музыка не годится для танцев.
Она не пыталась оскорбить Хэниша. В сравнении с полнозвучной, плавной музыкой акацийских инструментов, отрывистые ритмы Мейна казались Коринн лишенными гармонии, а мелодии — скучными и непредсказуемыми.
— А если бы была подходящая музыка, вы бы пошли танцевать?
Не дождавшись ответа, Хэниш взял принцессу за руку, сжал ее тонкое запястье между большим и указательным пальцем и повел к центру залы.
— Многие века мейнские музыканты играли подобные мелодии, и люди танцевали под них, отыскивали ритм, подходящий для движений двух тел. Может, такой ритм трудно ухватить, но это не значит, что его вообще нет.
Хэниш обнял Коринн за талию и притянул к себе. Она дернулась, пытаясь высвободиться, и шагнула назад. Хэниш, однако, не выпустил ее, а подался вперед, вслед за ней. Движение оказалось неожиданно гармоничным. Его шаг вперед был так хорошо подогнан к ее шагу назад, что принцесса и впрямь углядела в этом какой-то хореографический элемент. Как ни старалась Коринн, она не могла нарушить заданный Хэнишем ритм и в конце концов бросила попытки. Просто изумительно, как легко, как изящно он двигался, плетя все новые и новые узоры танца. И с каждой секундой танец этот нравился принцессе все больше…
— Коринн, — сказал Хэниш, — я не стану притворяться, будто у меня есть достойный ответ на ваш вопрос. Я не сделал мир лучше и признаю это. Но я сделал его лучше для своих людей. Поверьте, они заслужили награду. Ни один народ не страдал так, как мы.
— Надо полагать, это тоже моя вина.
Хэниш продолжал танцевать, опустив взгляд. В его глазах Коринн увидела странное выражение, которое не сумела понять.
— Не ваша лично, но вашего народа, да. Ваши люди породили Тунишневр. Создали их. Тинадин заполучил трон обманом. Вы, должно быть, считаете меня коварным и вероломным, Коринн? Тогда вам следует побольше узнать о собственных родичах. Надев корону, Тинадин обратил свою силу против моих предков и наложил на них проклятие. Он был чародеем. Ему достаточно было произнести слова, чтобы они воплотились в жизнь.
— Сантот, — пробормотала Коринн. — Вы говорите о сантот.
Хэниш кивнул.
— Тинадин имел дар, какой, может, был бы и у вас, если б вы знали, как им пользоваться. Он проклял род Мейн, наказал нас вечными муками. С тех пор никто из моих сородичей не обрел упокоения в смерти. Никто — за двадцать поколений. Наши тела не подвержены тлению. Наша мертвая плоть не горит. Мы не живем и не умираем до конца. Мы просто существуем.
К ним присоединились другие пары, старательно имитируя танец Хэниша и ожидая хотя бы мимолетного взгляда вождя. Коринн подумала, что Хэниш сменит тему, боясь быть услышанным, но он продолжал, даже не понизив голос:
— Нет более страшного проклятия, чем навечно оказаться запертым в ловушке между жизнью и смертью. Представляете, каково это, когда душа застревает в трупе, существует там годами, столетиями, и конца этому не видно? Смерть приходит ко всем — людям, зверям, деревьям и рыбам. Она приносит освобождение. Лишь мои предки лишены его. И я тоже. Вот что такое Тунишневр. Их становится больше с каждым проходящим годом. У акацийцев принято сжигать тела умерших и развеивать прах по ветру. В ваших обычаях сокрыто знание о проклятии и страх перед ним, даже если вы сами об этом забыли. Так часто бывает. Коллективная память хранит мудрость, которой нет у отдельных людей. Я хочу освободить своих предков, чтобы они, наконец, обрели покой. Вы могли бы помочь мне…
— Я?
Хэниш кивнул.
— Вы даже не подозреваете, как важны для нас.
— А правда ли, что вы способны общаться со своими предками?
— В некотором роде да.
— И что предки вам говорят?
Они врезались в пару, которая оказалась слишком близко. Хэниш остановился, опустил руки и ответил тихо, почти вкрадчиво:
— Много всего разного, Коринн. Прямо сейчас они говорят, что здесь становится слишком тесно. И полагают, что нам лучше сбежать.
Следующий день Хэниш и Коринн провели вдвоем. Можно было подумать, что Хэнишу нечего делать, кроме как развлекать принцессу. Они катались верхом по прибрежной дороге, ведущей на север, к плато. С одной стороны расстилалась морская гладь, с другой — тянулись ухоженные поля. Эскорт телохранителей-пунисари держался на почтительном расстоянии, вне пределов слышимости. Впервые Хэниш и Коринн могли пообщаться наедине, не опасаясь чужих ушей, однако не пользовались этой возможностью и не говорили ни о чем важном.
Они посетили местную достопримечательность — полюбовались расщелиной в теле скалы, откуда с шумом изливался пенистый поток, взрывавшийся фейерверками брызг. После обеда стреляли перепелок, которых слуги одну за другой выпускали в небо. Птицы взлетали, громко хлопая крыльями, их было слышно издалека — простая цель для хорошего лучника. Хэниш, впрочем, задел лишь одну птицу, да и ту вскользь; Коринн подстрелила пять. Каждое попадание доставляло ей неизмеримое удовольствие. Коринн нравилось наблюдать, как мгновенно замирали в воздухе птичьи крылья, траектория полета менялась, птица падала с небес, неуклюже кувыркаясь, и мелькало засевшее в теле древко. Один раз стрела Коринн прошла перепелку насквозь, полетела дальше и уткнулась в землю лишь после того, как птица рухнула вниз. Хэниш зааплодировал, и Коринн отпустила ехидный комментарий, а он лишь улыбнулся в ответ.
Вечером Хэниш предложил отказаться от званого ужина. Коринн не возражала. Они поели вдвоем, сидя на дальних концах очень длинного стола. Коронным блюдом были эскалопы с соусом из красного перца, посыпанные ароматными травами. Чудная игра сладкого и острого на языке и приятное тепло, разлившееся по всему телу. Пили сухое белое вино; Коринн нечаянно всосала щеки, а Хэниш не преминул передразнить ее. Коринн возмутилась: он нарочно заставил ее выглядеть глупо!..
Позже, на балконе виллы, они смаковали ликер. Море внизу темнело по мере того, как солнце опускалось за горизонт. Вскоре вышла луна, просвечивавшая сквозь тонкую занавесь облаков. Ветер принес с собой прохладу, и Коринн ощутила, как кожа покрывается мурашками. Она стояла рядом с Хэнишем — достаточно близко, чтобы уловить запах ароматических масел, которые он втирал в кожу, и случайно задела плечом его плечо. Потом нечаянно коснулась грудью его руки — и почувствовала, как разом напряглось тело. Неужели она делает все это намеренно? Обмывает себя, полагая, что прикосновения случайны, или всему виной вино и ликер, сделавшие ее такой неловкой?
