Едва сдерживаясь, Аливер кое-как выдавил из себя слова формального прощания. Более всего на свете ему хотелось уйти подальше отсюда — прочь от запаха сандала и ленивых, насмешливых глаз вождя…
Келис догнал его у ворот селения. Он схватил Аливер за локоть и вынудил остановиться.
— Обадал может привести нам десять тысяч человек. Нельзя уходить просто так.
— Я не буду убивать невинных! — рявкнул Аливер. — Мой отец не хотел такого и никогда не сделал бы.
— Так было всегда с начала времен, у всех народов, — откликнулся Келис. — Я знаю, во что ты веришь, и вижу, что твои намерения чисты и благородны, но благородные люди очень редко меняют мир. Они только разглагольствуют об этом, пока другие, вроде Обадала, действуют. Не уходи отсюда, Аливер, пока не передавишь Обадала. Ты еще не возобладал над ним, так что не уходи.
Аливер сел на сухую землю и закрыл лицо ладонями. Таддеус сказал, что мир искажен сверху донизу. Здесь, у халали, он увидел первое тому доказательство. Принц попытался успокоиться и найти во всем этом хоть что-нибудь хорошее, однако не преуспел. Если он хочет, чтобы люди по-прежнему шли за ним, нельзя начинать войну столь омерзительным образом. Аливер попытался придумать какие-нибудь другие условия, которые мог бы принять вождь, но хитросплетения племенных союзов были так сложны и запутаны, что он махнул рукой и со злости пнул землю. Как глупо! Как мелочно! Из-за ерундовых дрязг между племенами все летит кувырком. Одна из вещей, от которых Аливер намеревался очистить мир. Пока принц раздумывал об этом, у него появилась идея.
— А если я скажу Обадалу, что не прошу помощи, а требую ее? И хотя сейчас я всего лишь принц Аливер Акаран, однажды я стану королем Аливером Акараном? Пусть не забывает, что я лев, и меня не волнует грызня мелких шавок под ногами. Скажу, что чародеи сантот уже ответили мне, и с их помощью я смету врагов с лица земли. Обадал может присоединиться ко мне и помочь — на моих условиях! — или же на него обрушатся такие кары, каких он и представить не в состоянии.
— Что ж, попробуй, — отозвался Келис. — Только не забывай смотреть ему в лицо, когда будешь говорить. Дабы убедиться, что он не укусит тебя. Если ты назовешь Обадала шавкой, то нанесешь ему оскорбление… разве что ты действительно лев. Правдой нельзя оскорбить.
Аливер поднялся на ноги и твердо посмотрел другу в глаза.
— Я все еще сомневаюсь, да? Ты думаешь, что мне не стоит…
— Я думаю, что пока слова исходят из сердца, они всегда будут правильными.
Аливер оглянулся и посмотрел на земляную стену. С этого расстояния львиные шкуры, прибитые к ней, казались крохотными, словно шкурки кошек. Аливер пошел обратно к укреплению, а друг пристроился рядом.
— Скажи-ка мне Келис: все эти люди, которые утверждают, будто произошли от льва — какие доказательства они приводят?
Келис улыбнулся.
— Никаких. Просто говорят, и это звучит убедительно.
Глава 50
Мэна никому не рассказала о своих намерениях — даже Мелио, который, сам того не зная, помог ей придумать план. Она взяла только меч и немного вещей, которые могла унести в заплечном мешке, выбралась из дома и проскользнула по тихим улицам в сероватом свете наступающего дня. Мэна умела ходить тихо, если хотела. Много лет назад, еще девочкой, она пробралась мимо охранника-мараха, чтобы увидеть ужасы киднабанских рудников. Если ей удалось справиться с такой задачей, то никакой обыватель Руината или дремлющий жрец и подавно не проснется от ее шагов, чтобы задать ненужные вопросы.
Весть об иноземцах подтолкнула Мэну к действию. Это мейнцы, сказал Мелио с разочарованием в голосе. Не пройдет и нескольких дней, как они покинут Галат и придут за Мэной. Нужно что-то делать, говорил молодой марах. Вот Мэна и делала. Не совсем то, что предполагал Мелио, тем не менее…
Она выбрала одну из отдыхающих на берегу лодок, кинула в нее свою сумку и столкнула суденышко на воду. Часом позже Мэна обогнула северную оконечность Вумейра и увидела Увумаль. Зеленый остров щетинился горными пиками, возвышавшимися над балдахином крон — словно острые осколки стекла торчали вверх, чуть прикрытые растительностью. Путь до Увумаля недолог, но Мэна никогда не посещала его прежде. Ни она и никто другой. Остров считался священным, здесь обитала богиня. С момента возникновения культа Майбен Увумаль был отдан в полное ее распоряжение. Здесь не жили, не распахивали полей; сюда не заплывали охотники, и остров кишел зверьем и птицей. Подлесок превратился в непроходимый спутанный клубок растений. Там и тут поднимались к небу массивные деревья — кривобокие гиганты с высокими стволами и узловатыми ветками.
Мэна вытащила лодку на чистый песок пляжа цвета слоновой кости, куда давно уже не ступала нога человека. Пальмы, росшие над линией песка, клонились к воде. Природный мусор заполонял берег — плавник, кокосовые орехи и их скорлупа. Крабы бочком пробирались через упавшие ветки… Что-то привлекло внимание Мэны — странный предмет, совершенно неуместный на этом безлюдном пляже. Из песка торчала голова и верхняя часть тела тряпичной куклы. Жутковатая фигурка с безглазым лицом воздевала вверх руки, словно бы в жесте радостного приветствия.
Впрочем, это был не единственный рукотворный предмет. Чуть поодаль Мэна заметила кусок веревки и рыболовный бакен. Лоскут ткани повис на камне, будто сушился здесь после стирки. Несколько секунд девушка осматривала окрестности, пока не убедилась, что она здесь одна. Как странно. Люди сюда не приплывали, зато приплывали отходы их жизнедеятельности. Мэна пошла по пляжу, страшась, что богиня заметит оскорбление, прежде чем она успеет убрать неподобающие предметы. Если бы жрецы знали об этом, они бы запретили выкидывать мусор в воду в южной гавани. Интересно, как лучше сообщить об этом Вамини. «Есть тысяча способов оскорбить богиню, — так она начнет. — Надобно помнить, что вещь, выкинутая в одном месте, не просто исчезает…»
Мэна одернула себя и выругалась вполголоса. Глубоко же засела в ней привычная роль! Она явилась сюда не для того, чтобы прислуживать богине! И не для того, чтобы стать ее глазами и устами.
Все утро Мэна продиралась через лес. Увумаль виделся ей тихим таинственным местом, где каждый треск ветки, сломавшейся под ногой, прозвучит зловещим громом. Однако под балдахином листвы звенел птичий гомон. В глубине леса слышались крики обезьян. Воздух был полон жужжанием, треском и звоном насекомых. Мэна долго карабкалась по переплетенным корням мангрового дерева, потом хлюпала по тяжелой вонючей грязи. Меч за спиной постоянно за что-то цеплялся.
Она слегка перекусила, сидя на камешках возле узкого ручья и думая о кукле на берегу. Как попала сюда эта вещь? Выбросил, наигравшись, ребенок? А может, это утраченное сокровище, смытое волной — потеря, орошенная горькими слезами малыша? Или ее швырнули в волны несчастные родители, потерявшие ребенка… Или она упала с неба… Мэна жалела, что не подобрала игрушку. Пожалуй, нужно было выкопать куклу из песка, положить в лодку и пообещать, что она непременно вернется и увезет ее отсюда.
