— Генерал Алайн выражает…
— Да, вы уже говорили о Лике. Стало быть, вас направил сюда не наместник?
— Послание от генерала Алайна, — повторила женщина. — Он выражает восхищение и возносит хвалу нашему государю и четверым его детям. Генерал клянется в верности трону и просит, чтобы донесение было выслушано со всем возможным вниманием. Каждое слово его правдиво, даже если оно покажется невероятным.
Таддеус покосился на слугу, и тот поспешно покинул комнату. Затем канцлер произнес:
— Король слушает моими ушами.
— Хэниш Мейн собирается начать войну против Акации.
Таддеус улыбнулся.
— Сомнительно. Мейнцы не идиоты. Акацийская империя раздавит их как муравьев. Когда Лика стал таким…
— Господин канцлер, прошу меня простить, но я еще не закончила рапорт. — Казалось, посланницу огорчал этот факт. Несколько секунд она растирала мешки под глазами. — Мы имеем дело не с одним только Мейном. Хэниш заключил союз с людьми из-за Ледовых Полей. Они перешли крышу мира и направляются на юг, в Мейн.
Улыбка канцлера поблекла.
— Это невозможно.
— Господин, я клянусь своей правой рукой: они идут на юг тысячами. Мы полагаем, что их призвал Хэниш Мейн.
— Он сумел выйти за пределы Изученного Мира?
— Наши разведчики видели этих людей. Они очень странные. Дикие и воинственные…
— Иноземцы всегда кажутся дикими и воинственными.
— Они выше обычных людей более чем на голову и ездят верхом на шерстистых рогатых тварях, которые могут без труда растоптать человека. На юг идут не только воины; с ними женщины, дети и старики. Они тащат с собой огромные повозки, каждая — как движущаяся гора, и ее тянут сотни странных животных. Говорят, они везут осадные башни и всякое другое оружие и гонят стада скота…
— Вы описываете бродячих кочевников. Я тут вижу какой-то вымысел, основанный, полагаю, на том, что у страха глаза велики.
— Если это просто кочевники, то такие, каких еще не видывал свет. Они захватили город Ведус на дальнем севере. Я сказала: «захватили», но на самом деле они просто растоптали его. Взяли все ценное, что могли унести, и оставили за спиной руины.
— Почему вы решили, что Хэниш Мейн имеет к этому какое-то отношение?
Посланница в упор уставилась на канцлера. На вид женщине можно было дать не более двадцати пяти, однако ее старили следы усталости и перенесенных лишений. Таддеус всегда уважал женщин-солдат. Они, в общем и целом, были сделаны из более качественного материала, нежели средний мужчина. Посланница знала, что говорит, к ее словам следовало прислушаться.
Канцлер поднялся и указал на большую карту империи, висящую на стене.
— Покажите-ка мне, где все это происходит. Расскажите подробности.
Они проговорили два часа. Таддеус задавал вопросы, и с каждой секундой лицо его все более мрачнело. Женщина отвечала; она, несомненно, была уверена в своих словах. Глядя на карту, Таддеус представлял себе места, о которых шла речь — дикую заснеженную пустошь, обдуваемую ледяными ветрами. Никакая иная часть Изученного Мира не порождала столько проблем, сколько сатрапия Мейн. Это северное плато, где зима властвовала девять месяцев в году, было родиной суровых светловолосых людей, которые как-то умудрялись там выживать. Плато носило имя населяющего ее народа, однако мейнцы не были коренными жителями этих мест. Некогда они жили в Майн-ланде и на восточных окраинах Сенивальских гор и не так уж сильно отличались от древних акацийцев. Во времена первых королей династии Акаран племена вынуждены были переселиться на север и назвать эту неприютную землю своим домом. С тех пор сменилось двадцать два поколения. Примерно в то же время Акараны обосновались на Акации.
Мейнцы были воинственным и драчливым народом, таким же жестоким и суровым, как их земля. Они поклонялись пантеону злобных духов, называемых Тунишневр. Мейнцы необычайно уважали предков и строго блюли чистоту крови. Они брали жен только из своего народа и категорически запрещали межрасовые браки. Именно поэтому каждый мейнский мужчина мог с уверенностью сказать, что ведет свой род от благородных предков и вправе претендовать на трон. И любой мог получить этот трон, заслужив звание верховного вождя победой в смертельном поединке, называемом мазерет.
Такая система приводила к быстрым сменам лидеров, хотя каждому новому вождю еще предстояло заслужить уважение масс. Верховный вождь отказывался от прежней фамилии и принимал вместо нее название своего народа, демонстрируя; что является главным его представителем. Так Хэниш, сын Хеберена, сделался Хэнишем Мейном в тот день, когда выиграл свой первый мазерет и получил корону покойного отца. Тот факт, что Хэниш люто ненавидел Акацию, давно не был новостью — во всяком случае для канцлера. Однако сведения посланницы донельзя изумили его.
Таддеус настаивал, чтобы посланница не стеснялась в еде, и вскорости блюдо опустело. Слуга принес другое — на этот раз с твердым сыром, который следовало резать острым ножом. Канцлер отрезал по куску для себя и для гостьи, насадил свою порцию на кончик ножа и слушал донесение, задумчиво рассматривая собственное отражение в начищенном лезвии.
Женщина пыталась бороться со сном, но к середине ночи ее силы иссякли. Она едва могла поднять веки, которые закрывались сами собой.
— Простите канцлер, — наконец сказала она, — боюсь, я сейчас упаду. Впрочем, я все вам рассказала. Теперь мне необходимо получить аудиенцию у короля. Это послание предназначалось для него.
При упоминании о короле Таддеусу в голову пришла неожиданная мысль — вовсе не та, которая приличествовала бы случаю. Канцлер вспомнил один день прошедшего лета, когда он нашел Леодана в лабиринте дворцового сада. Король сидел на скамье в каменной нише, увитой виноградными лозами. Ниша и камень, в котором она была вырублена, являли собой остатки скромного древнего жилища первого короля. На коленях Леодана сидел его младший сын Дариэл, и они с увлечением рассматривали какой-то маленький предмет в руках мальчика. Когда канцлер приблизился, король поднял на него взгляд, полный веселого удивления.
— Таддеус, посмотри. Мы обнаружили насекомое с крыльями в пятнышках.
Он сказал это так, будто насекомое в пятнышках было самой важной вещью в мире. В тот момент Леодан сам казался ребенком, ровесником своему сыну. Более всего король нравился Таддеусу именно таким. Он любил этот светлый взгляд ясных глаз, еще не затуманенных мутной пеленой миста, как бывало по вечерам. Иной раз король Леодан казался самым скучным человеком на свете — но только не в те минуты, которые он проводил с детьми. Рядом с ними он становился наивным мечтателем, помнящим времена своей юности. Мудрым глупцом, который не уставал изумляться богатству и разнообразию мира.
— Канцлер?..
Таддеус очнулся, осознав, что по-прежнему сидит в своей комнате, в тишине. Посланница генерала отдалась своей усталости, как канцлер — чудесному воспоминанию. Он ощутил острый кончик сырного ножа, прижатый к пальцу, и проговорил:
