Жрица оставила аллею богов за спиной и побежала по тропе, ведущей к зданию храма. Она задержалась на миг, чтобы взглянуть на гавань. Теперь там кипела жизнь. Несколько лодок плыли к докам, неся на борту пилигримов, которые желали взглянуть на богиню в человеческом обличье. Она примет их через несколько часов, как делала каждый день.
Приблизившись к зданию, девушка снова помедлила. Она любила смотреть на статую Вахаринды, который сидел на пьедестале перед входом — одновременно памятник ему и напоминание о могуществе Майбен. Народ вуму решил прославить героя — самого сильного, самого красивого, самого отважного и лучше всех умеющего ублажать женщин. Образец мужского совершенства. Вуманцы послали богатые дары жителям Тея, что на побережье Талая, и получили взамен огромную каменную глыбу. Второго такого камня не было на островах; из него сделали статую Вахаринды. Герой сидел в расслабленной позе, вольготно раскинувшись, словно отдыхая от трудов. Ваятели потрудились на славу: каменный Вахаринда в точности походил на живого. Он был обнажен и — как часто случалось при жизни — его возбужденный член стоял, точно сжатый кулак, грозящий небесам. Великолепная статуя; ничего столь же прекрасного не было в мире до тех пор и не создано поныне.
Глядя на эту красоту, народ вуму вскорости стал почитать Вахаринду как бога. Они возносили ему молитвы, просили милостей, приносили дары: цветы, драгоценные камни или иные жертвы. Многие женщины, видя в облике статуи мужчину, которого они когда-то любили, садились на каменный член и так ублажали себя. Они шли к нему, пренебрегая даже собственными мужьями. Некоторые уверяли, что каменный бог одарил их своим семенем, и они понесли ребенка. Женщины приходили так часто, что контуры члена сгладились, и его длина заметно уменьшилась. Однако он по-прежнему дарил наслаждение и наслаждался сам. Майбен же пришла в ярость. Все это разозлило ее даже больше, чем пренебрежение Вахаринды. Она решила наказать людей — таким способом, который причинил бы им самую сильную боль. Сперва она кинулась на статую, схватила когтями член и оторвала его. Обломок камня Майбен отнесла к морю и бросила в воду. Ее заметила акула. Думая, что богиня кинула кусок еды, акула поднялась из глубин и вмиг проглотила пенис. Майбен возликовала: Вахаринда больше не будет ублажать женщин! Но она еще не отомстила людям сполна. Майбен забирала дары, которые Вахаринда подносил женщинам, любившим его. Она уносила их детей. Орлица вихрем спускалась с небес, хватала малышей когтями и взмывала вверх, а беспомощный ребенок кричал и извивался в ее лапах.
Проходя мимо статуи, молодая жрица невольно покосилась на поврежденную часть каменного тела. Она понимала, что испытывает недостойные чувства, и все же… все же ей хотелось бы увидеть настоящего Вахаринду. Иногда девушке даже снилось, что она садится на него, как, говорят, делали другие женщины. Однако Вахаринда оказывался отнюдь не камнем. Он был живым, из плоти и крови, и в этих снах она испытывала такое чувственное наслаждение, что просыпалась изумленная — недоумевая, как такие вещи вообще могли прийти ей в голову. В конце концов, она была девственницей и обязалась хранить невинность.
Жрецы давно нашли способ умиротворить Майбен: создать ее живой символ, который постоянно будет находиться на глазах у людей, дабы те никогда не забывали о богине. Жрецы говорили, что люди должны быть скромны, не беря от жизни слишком много удовольствий. Следует понимать, что все они живы только по воле Майбен. Глядя на родных и любимых, нужно помнить, что они не вечны. Не стоит радоваться крепкому здоровью, забывая, что болезнь всегда бродит поблизости. Наслаждаясь хорошей погодой, должно подумать о штормах, которые налетят поздним летом и принесут много бед. Надлежит ежедневно помнить о страданиях, говорили жрецы. Только так можно ублажить яростную богиню с ревнивыми глазами, которая видит все происходящее на земле, над ней и под ней. Помимо всего прочего, жрецы не должны потакать желаниям плоти, как однажды сделала Майбен, отдавшись Вахаринде, — ибо в тот раз она совершила ошибку.
Люди честно исполняли заповеди богини. Возможно, именно поэтому они жили в достатке, и острова Вуму процветали. Здесь разводили устриц в специальной закрытой гавани. Сомы размером с крупного мужчину в великом изобилии населяли мутные реки, текущие с холмов. Их спины вспарывали водную гладь, так что рыбаки просто стояли в каноэ и кидали копья, не боясь промахнуться. Весной из моря шел тунец, до отказа наполняя сети. Поздним летом деревья в долинах стонали под тяжестью фруктов. И даже мальчики восьми-девяти лет считались достаточно взрослыми, чтобы отправиться на охоту в холмы. Они всегда приходили назад, нагруженные мясом обезьян, древесными белками и нелетающими птицами — столь жирными, что трудно было унести такую под мышкой. По правде сказать, Майбен многому могла позавидовать. А люди вуму благодарили своих богов за милости…
— Жрица! — раздался голос с вершины храмовой лестницы. — Иди же, иди. Ты сильно задержалась.
У входа стоял Ванди — жрец, отвечавший за подготовку церемонии. Он часто напускал на себя свирепый вид, но на самом деле всегда был добр с ней. Словно дядюшка, который обожает свою племянницу и знает, что на самом деле едва ли в состоянии на нее повлиять. В руках Ванди держал нижнюю сорочку жрицы, будто она была уже рядом и вот-вот собиралась надеть ее.
Девушка побежала по лестнице, перескакивая через две-три ступеньки разом. Ступени были низкими, дабы человек поднимался к храму медленным, спокойным и размеренным шагом. Но это касалось почитателей — а не той, кому им надлежало поклоняться.
— Успокойся, Ванди, — сказала жрица. — Не забывай, кто здесь кому служит.
Подобно большинству вуманцев, Ванди был невысоким человеком с иссиня-черными волосами, зеленоватыми глазами и жесткой линией рта. Жизнь жреца по большей части проходила в храме, а не на открытом воздухе, и потому он был заметно бледнее своих меднокожих соплеменников, но все же неизменно притягивал к себе взгляд.
— Мы все служим богине, — усмехнулся Ванди.
Девушка накинула сорочку и вслед за жрецом направилась во внутренние помещения храма. Здесь, в пахнущей благовониями комнате, уже ждали помощницы жреца, готовые облачить ее в наряд Майбен. Они обернули ее во множество слоев обшитой перьями ткани, раскрасили лицо и надели на жрицу маску в виде птичьего клюва — убедившись, что девушка сможет нормально дышать. Потом в дело вступили парфюмеры. Они делали глотки из драгоценных сосудов со специальной жидкостью и выдыхали ароматные брызги — сложное искусство, которому эти люди обучались многие годы. К пальцам жрицы приложили когти, закрепили их и привязали кожаными шнурами. На каждой руке было по три когтя: два соединяли попарно указательный палец со средним и безымянный с мизинцем, а третий крепился к большому пальцу. Это были настоящие когти морского орла. Судя по их размером, птица была огромная и, должно быть, ненамного уступала самой богине.
Во время всей процедуры жрица стояла неподвижно, разведя руки в стороны, чтобы помощницам было удобнее. Она помнила, что давным-давно отец стоял в похожей позе, пока портные одевали его для приема. Может быть, подумала девушка, она не так уж далеко ушла от своей предыдущей роли? Прежде чем стать жрицей, она отзывалась на имя Мэна. Теперь ее называли Майбен. Есть что-то общее. Временами она вспоминала свою семью с ошеломляющей ясностью, хотя чаще видела просто неподвижные картинки, словно портреты, развешанные на стенах сознания. Порой она видела даже себя. Принцесса Мэна, одетая в слишком пышное платье; драгоценная брошь на шее, изящные шпильки в волосах. Она хорошо помнила братьев, хотя память сохранила их неподвижными, замершими в статичных позах. Серьезный Аливер, так озабоченный своим местом в мире, и добрый маленький Дариэл — веселый и беззаботный. Лицо Коринн ускользало от нее, и это беспокоило Мэну. Она знала сестру лучше всех, однако не могла вычленить ее индивидуальность и уникальный характер. Впрочем, хотела она того или нет, теперь Мэна жила другой жизнью, не имеющей ничего общего с прежней.
