– Да что я, из-за Матушкиных страхов должна к себе Ак Ло Тана пустить? – Ак Ми Э поправила одеяльце Тин Ло. – Отца его позабыть? Не будет этого!
– Хорошо бы… – Сис Мя Э тоже руку приложила, одеяльца коснулась. – Спит, а как хорошо с ним! Как будто и вправду наш Род оберегает! Плохо, если такой, как Ак Ло Тан, ему в отцы достанется! Он за последнюю луну такой стал! Ох, просто страшно! Глаза горят! К Матушке через день ходит, спрашивает, нет ли твоего согласия! Я Матушке говорю, нельзя к Тин Ло такого допускать. А она: это его просто жажда съедает, подтачивает. Терпежу не стало совсем. Вот сойдется с Ак Ми Э – вновь прежним станет. И его спасем, и Тин Ло, и упрямую Ак Ми Э заодно. А Ак Ми Э, говорит она, счастья своего не понимает. Ведь он за Ак Ми Э да сына ее любому глотку перегрызет, даже лесному там-уну. Коль столько лет добивается, значит, любит пуще всего на свете! Значит, это духи ему такую судьбу определили.
– Любит!… – кинула Ак Ми Э. – Да что Матушка про то знает! Столько лет одна-одинешенька! Она про Сан Хи Э да про меня не понимает ничего. Боится. Вот и хочет, чтобы все, как прежде, было. Будто и не было Тая моего!
– Что говоришь, опомнись, – Сис Мя Э дергала за рукав. – Не след такое про Матушку говорить!
– Любит!… Про жажду – это она верно… Жажда его точит изнутри, а любовь, она никогда не точит, Сис Мя Э, верно тебе говорю! Ох… уже полночь скоро, – спохватилась она. – Они уж изготовились, наверно… Ты посидишь с Тин Ло, а, Сис Мя Э? Я недолго, я только туда да обратно…
– Куда? К Матушке? – всплеснула руками девушка.
– Нет, в рощу. Ну, посидишь?… Без тебя не справиться мне, дитятко свое не оставить без глаза…
– Я-то да, конечно… Куда ж я его брошу! – засуетилась молодая Хранительница. – Только нельзя тебе в рощу одной. Да еще ночью.
– А делать-то что? – Ак Ми Э обвязалась своим платом поплотнее. – Пускай духи сами решают! Пускай слово свое скажут!
Она выскочила в дождь, тихонько притворив тяжелую дверь.
Побежала по поселку. Главное – успеть, не опоздать. А то придет завтра Ак Ло Тан, и вдруг потянет Ак Ми Э к нему. И ведь потянется! И в несколько дней забудет все, что было. Каждый день по кусочку из памяти. И останется пустота за сердцем, и вопрос в глазах Тин Ло, и страшные, беспокойные глаза Ак Ло Тана.
Ак Ми Э вступила в рощу. С опаской, еле дыша. Дождь, казалось, превратился в холодный напиток тин-кос. Мокрые лепестки липли к коже. Тяжелая влага со знакомым ароматом стекала по лицу, и Ак Ми Э утирала ее, слизывала с губ, сама того не желая. Ох, неспроста сегодня сердце колотилось, неспроста предчувствия дурные мучили!
Нельзя тревожить ночью священный покой духов И Лай. Но Ак Ми Э пришла, прося помощи. Не к кому больше прийти. К кому же тогда, как не к ним? Она робко кралась к своему дереву, оглядываясь по сторонам. Никого не видно в темноте, только стволы деревьев то тут, то там. И все же их было много. Ак Ми Э шарахалась от теней, что мерещились каждый миг, не в силах справиться с собой, легонько расталкивала их, прокладывая себе дорогу, сама не своя от страха. Надо идти. Надо. Нельзя не идти.
Она добралась до своего тин-кос, встала рядом, увязая в скользящем под нею ковре из лепестков, обняла за холодный мокрый ствол, прижалась лбом. Расплакалась. Не было сил и слов излить свое горе, объяснить этому дереву, как ей плохо и почему так приключилось. Потому и рыдала, выливая все свои горести, и они стекали вниз по скользкой коре, смешиваясь с осенним дождем.
Дерево потеплело, потянулось к ней. Девушка приникла и слилась с ним сердцем. Как тогда. Казалось, что дождь обрушивается на нее все сильнее, сплошными потоками. Вот уже и вымокла насквозь. Она боялась открыть глаза, а дождь все крепчал. Девушке показалось, что она захлебывается. Нет под ногами земли… Ак Ми Э уцепилась за ствол, но нужды в том не было. Она сама и есть – это дерево. И несется по воле вод куда-то вдаль… Она тонет…
Пришла в себя от удара. Вскрикнула немым ртом. Вокруг темнота и вода. И еще тревога… Что там? Где она? Не было аромата тин-кос, только запах реки вокруг. Чужой реки, далекой. Это не Дун-Суй.
Ах! Ветка пронзила плоть. Чужая, не родная. Больно! А потом ее обняли руки… Знакомые, родные. Слабые, беспомощные. Она застонала, крутясь, потянулась к ним, а вода вокруг нее свивалась в тугую воронку, отрывая от этих рук. Матушка завершала свой ритуал. И Ак Ми Э крутилась в этой воронке, не в силах вылезти. Вот сейчас ветка выскользнет, эта ветка, от которой так больно, и она вернется домой… Ак Ми Э напрягалась всем телом, удерживая ее. Не уходи, не уходи, молила она, протягивая ветви ему навстречу, крутясь в водовороте, уносящем ее вдаль. Ах… Выскользнула… Но тут же упрямая ветка вонзилась вновь, крепче, надежнее, вырывая Ак Ми Э из водоворота Матушкиных заклятий. Она выплыла на поверхность, держа его за руки. Притягивая к себе. Думала ли, что еще когда-нибудь придется увидеть его, вспомнить?
Но он таял, исчезал, терял силы. Что с ним? Ак Ми Э вздрогнула… Не надо было бороться с духами, не надо их тревожить!! Она заметалась. Нет, она не может… бросить его так, вернуться… Не может. Помоги, мое дерево, помоги в последний раз, и больше ни о чем не попрошу духов И Лай! Помоги!
И снова, как тогда, она согрела его сердце, снова обняла, обвила своими ветками, не дала унестись прочь и отдалась воле волн, неся его вперед. Подальше от водоворотов и течений. Подальше от холода и боли, от того зловещего места. Домой.
Нет, ей не пройти весь путь вместе с ним. Только ждать.
Ак Ми Э очнулась, все еще хватаясь за дерево. Сделала шаг, другой непослушными ногами. Побежала, полетела домой. К сыну.
– Он вернется! – Влетела, забыв о тишине.
Сис Мя Э таращила на нее заспанные глаза. Тин Ло проснулся и помаргивал, забыв разрыдаться от того, что его тихий сон прервали. Оба глядели на Ак Ми Э.
– Он вернется, сыночек! – Ак Ми Э подхватила Тин Ло, раскачивая. – Он вернется! – целовала она сына.
Остановилась.
– Он вернется… – обернулась к Сис Мя Э, тихо опускаясь на шкуры, внезапно ослабев. – Я знаю…
Темнота.
Тай закрыл глаза, силясь вернуться в белый сад, но темнота не ушла. Нет белого сада, нет дождя из лепестков, нет аромата, будоражащего кровь. Это сон.
Вновь открыл глаза. Темнота. И жуткая тяжесть в груди, с каждым вздохом накатывавшаяся все больше.
Тай попробовал пошевелиться и тяжело закашлялся. Изнутри побежала болезненная дрожь, тяжесть навалилась так, что не двинуться. Что случилось? Он видел сад… словно опять побывал на краю. Он ходил там, среди деревьев, долго-долго, почти целую вечность. Без забот, без памяти о том, что приключилось, без боли и страха. Один. Что же выходит? Теперь он за чертой?
Вспомнил. Река. Шаграт. «Великая Гайят»… «За измену»… Все вспомнил.
Удалось-таки. Справились. Собаки!
– Эй, слышь, – тихо заколыхалось где-то рядом. Дрожащий огонек ворвался в темноту, попрыгал на фитиле, разгораясь, встал ровно.
