Приотворив дверь, он выглянул на двор, потом распахнул ее шире, убедившись, видно, что не разбойники, а обычные путники просились на постой. Леки, занятый своими еще утренними мыслями, только разок взглянул на просителей. Тот, что переговаривался с Ортом, ближе всех стоял, на крыльце. Закутан в тяжелый добротный плащ; но, несмотря на дождь, капюшон откинут, верно, для того, чтобы вызвать больше доверия у хозяев, хотя темные длинные волосы намокли и облепили лицо, почти полностью закрыв его. В левой руке он сжимал повод, у самого крыльца уныло мок его конь, поодаль маячили еще три темные фигуры, закутанные в плащи покороче, за ними виднелась конная повозка. Один из тех троих еле держался на ногах, похоже, силы его были на исходе. Орт явно выжидал, прикидывая, сколько запросить за ночлег в такую непогоду.
– А Пон Крик сказал, что я немало беру за?.. – Но незнакомец, что стоял ближе всех, перебил:
– Так сколько?
– Три бара. – Орт ухмыльнулся про себя, запросив почти вдвое против обычного.
– Мне подходит, – сказал незнакомец, даже не попытавшись поторговаться, и сделал движение к дверям. Однако люди за его спиной начали перешептываться.
– А твоим друзьям, сдается мне, не очень-то по нутру? – спросил Орт, заступая дверной проем.
– Они мне не друзья, – спокойно ответил незнакомец в плаще. – И мне нет до них дела. Мой конь сегодня очень утомился, ему нужен отборный аскин. Я заплачу.
Орт не двинулся с места.
– Так что, хозяин? Пускаешь или нет? Или оттуда не видно, что идет дождь? – сказал приезжий без всякого раздражения в голосе, и Орт отступил, пропуская его.
Остальное Леки помнил смутно. Ночной сон все еще мучил его, и он почти не следил, как отец сговаривался с тремя остальными постояльцами, понял лишь, что это три торговца и что движутся они в Тигрит с товаром. Они долго и отчаянно торговались с Ортом, ведь цену-то он и правда запросил огромную, три серебряных бара, в три раза больше, чем пришлось бы выложить из кармана на постоялом дворе. Но старый пройдоха правильно рассчитал – никто из них даже не помыслил вернуться назад в такую погоду. Леки показалось, что один из торговцев уже серьезно болен. Потом Орт долго договаривался со всеми четырьмя по поводу лошадей. Наконец он позвал Ювит, и та, набросив плащ, побежала показывать комнаты постояльцам. Потом они сами распрягли коней и потащили свои сумки во флигель.
Суматоха, принесенная приезжими, улеглась. Вернулся Кесс из конюшни, доложился отцу, сколько аскина засыпал. Домочадцы потянулись наверх, ко сну. В нижнем этаже воцарилась тишина. Леки вздохнул и устало присел на скамью, последней ночи ему и так с лихвой на несколько дней хватило. Орт, повторно пересчитывая деньги на ходу, не заметил его, наткнулся, выругался и сел на другую лавку.
Ювит принялась разогревать остатки ужина для приезжих. Орт перекинулся с ней несколькими словами и тоже поднялся наверх, а Леки все сидел и смотрел на огонь в печи.
– Леки, что-то не то с тобой творится, – проговорила Ювит с тревогой. – Целый день будто не по этой земле ходишь.
Она подошла к нему вплотную, пытливо вгляделась в лицо. Положила свою теплую маленькую руку на затылок, провела легонько по волосам. В детстве она часто так делала, теперь – почти никогда. Не потому что Леки огрызался, как Орт-младший или Кесс, просто… они уже не дети давно. Леки встал.
– Кажется тебе, тетя Ювит. Я просто устал, – ответил он. – Да и ты тоже, я погляжу. Давай-ка, я сам постояльцам отнесу. Ты и так уже вымокла, пока во флигель бегала.
– Спасибо, сынок, – обрадованно заторопилась женщина. – Погоди-ка чуточку, я быстренько еду соберу.
И она проворно принялась за дело.
– Вот, – показала она, – этот большой поднос – в большую комнату, там трое торговцев, вместе они должны шесть эйсэ, полбара то есть. А этот маленький – в ту, что рядом, справа. Там этот черный, что на коне прискакал, с него два эйсэ. Да, – спохватилась она, – он же дорогу выспрашивал через лес! Я и забыла совсем! Сама-то плохо знаю, сказала – сыновей спрошу. А так даже лучше, ты еду принесешь, ты и разъяснишь. Не забудешь?
– Не забуду, тетя Ювит.
Леки набросил плащ, подхватил оба подноса и вышел в дождь. «Хорошо, что Ювит накрыла все», – подумалось ему. Он торопливо пересек двор, шагнул во флигель и постучал в дверь «большой» комнаты. Для троих это помещение было меньше каморки. И всего две кровати. Подобие очага в углу вяло пожирало маленькие полешки. Больше чадило, чем грело, – давно пора бы переложить, все руки не доходили. Зато со всех троих они платили шесть баров, а не девять. Получив с них деньги за ужин, Леки постучался в смежную комнатку, еще меньше первой, и, услыхав нечто похожее на разрешение, отворил дверь. Незнакомец, стоявший на дожде с откинутым капюшоном, видно, основательно вымок. Полураздетый, он старательно развешивал одежду, где только можно.
– Я ужин принес, – проговорил Леки, намереваясь войти, однако зацепился за половицу, торчавшую прямо за порогом, которую Орт уже четыре или пять раз приказывал починить, да все недосуг было, и почувствовал, что падает.
Он бы так и полетел вместе с подносом, если б незнакомец мгновенно не оказался рядом и не удержал его за шиворот.
– Спасибо, – пробормотал, сконфузившись, Леки.
– Не хочется ужинать с пола после того, как твой отец столько продержал нас под дождем, – сказал приезжий и, повернувшись, жестом указал на стол, приглашая Леки, очевидно, поставить поднос на более устойчивую поверхность.
Но Леки уже почти ничего не видел. Теперь, когда незнакомец повернулся и встал лицом к нему, только это, одно лишь это намертво приковывало взгляд. На обнаженной груди чужака на тонкой длинной цепочке висело что-то вроде амулета с тисненым рисунком, который Леки никогда бы не спутал ни с каким другим. Это была Птица, Белая Птица из его снов.
ГЛАВА 4
Незнакомец потряс Леки за плечо, силясь вывести из столбняка, охватившего его при виде Птицы.
– Эй, слышишь меня? В конце концов, ты на ногах, мой ужин на подносе, а я голоден. Давай-ка его сюда. – Он протянул руки за подносом, однако Леки уже справился с волнением, хотя внутри лихорадочно билось: «Вот оно! Вот оно! Это оно!..»
Он сам сделал два шага и поставил еду на стол. Однако волнение было столь велико, что он сразу же совершил непоправимую ошибку, брякнув:
– А что это за Птица? Что за знак? – И указал на амулет.
Казалось, в незнакомце ничего не изменилось после этих слов, только правая рука его дернулась слегка, как будто хотела потянуться к кругляшку на цепочке, и на лицо вроде тень набежала. «Или показалось?» – беспокойно пытался сообразить Леки. Он ждал ответа с замиранием сердца, однако чужак вместо этого только спросил:
– А какой у тебя интерес? – Голос его ничуть не изменился, скорее даже дружелюбнее зазвучал.
