— И что? В нашем мире больше не будет Великих? Это несправедливо! Неужто ты сам не можешь быть наставником?
— Я пытался. Учить способен любой, научить же — далеко не каждый из тех, кто берётся. Каждому — своё.
— Вот и Тёмный всегда так говорит. Каждому — своё.
— Никто из моих учеников не встал на эту ступень. Все они до сих пор безмерно далеки от неё. Но я надеюсь. Быть может… — он не продолжил.
— А много у тебя учеников? — жадно спросила Маритха.
— Истинных? Немного.
Кажется, он опять улыбался.
— А как… как в этом самом Храме… который теперь закрыт… учили? Или это большая тайна… — Она вспомнила, как правильно называются большие тайны. — Я хотела сказать, опять запретное знание.
— Запретное.
Девушка даже сквозь ночь ощутила улыбку Раванги, но не сдалась. Она должна про него разузнать! Все, что только сможет.
— Ну и что? — небрежно пожала она плечами, набравшись смелости. — Сколько во мне уже того запретного знания! Песчинкой больше, песчинкой меньше…
— Лучше пусть будет песчинкой меньше.
Маритха возненавидела его улыбку. На миг, но этого оказалось достаточно, чтобы не поддаться накатившему вдруг безразличию и усталости.
— Нет уж, пускай песчинкой больше, — сжала она зубы, подавляя зевоту. — Почему, когда я не прошу, вдруг какое-то знание с неба падает? Да больнёхонько по темечку! Мне ничуть не нужное! И все запретное! А стоит мне попросить, как сразу — не положено! Кто мне его по горсточке выбирает? Кто решает? Нет уж, или все надо открывать, или совсем ничего!
Улыбка исчезла. Навалившаяся усталость тоже.
— Ты сама видишь, — ответил он, — знание часто приносит боль, счастье — редко. Тебе не надо нести на плечах весь мир, ухитрись удержать хотя бы малую малость. Чем больше ты узнаешь, тем дальше окажешься от прежней Маритхи. Вернуться будет нелегко.
— Вернуться уже…
Она хотела сказать «нельзя», но сама испугалась.
— Сейчас ты спрашиваешь о том, что никогда тебя не коснётся, даже краем. Что тебе Амиджар и его ученики? Он давно закрыт, но если бы было иначе… Женщины не становятся Ведателями, не обучаются в Храмах. Бессмертными им суждено другое. Ты ведь знаешь.
Ах, вот он про что! Маритха глупо захихикала. Вот было бы забавно, если б ей такое в голову взбрело!
— Ты хотела узнать о Храме по другой причине?
Она опять смешалась и только кивнула.
— Ты скажешь мне?
Девушка усердно представляла тонкие пальцы, ласкающие струны, чтобы ни одна предательская мыслишка не вырвалась из Серой Сферы.
— А недостаточно того, что я прошу? — вышло слишком грубо, но было поздно что-то исправлять. — Очень сильно прошу… — все-таки выдавила она вслед.
Вот он, миг правды. Если он не захочет рассказать про такую малость, которая, как он говорит, даже краем не коснётся… Тогда что от него ждать? Такой не даст Маритхе решать самой, что правильно, а что нет. Какие двери открывать, а какие погодить. Бессмертные-то ей доверили, иначе бы кого-то другого Ключом назначили… Того же Равангу! Уж он бы от Тёмного Дверь лучше всех охранил. А коль скоро сами Бессмертные Маритху избрали, негоже её на верёвочке тащить, как слепую собачонку.
— Ты ведь не встречала Аркаиса с тех пор, как мы расстались? — спросил Раванга. В его голосе она уловила лёгкую задумчивость, никакой настороженности.
— Я спрашиваю не у него, у тебя, — попыталась она выкрутиться.
— Разве я сказал что-нибудь обидное для тебя?
Не обидное, нет… Но запретное. Вспоминать — само вспоминается, да так, что про то говорить не хочется.
— Ничего обидного. — Девушка пожала плечами. — Только ты мне ничего не говоришь, если Тёмный что-нибудь не скажет наперёд. А сам то и дело справляешься, что, да где, да как.
— Ответь лишь, видела ли Аркаиса, и узнаешь то, что хочешь.
Он ведь и так уже знает, зачем же из Маритхи ответ вытряхивать?
— Во сне, — прошептала девушка.
Хотелось небрежно бросить, словно ничего такого нет, но голос предательски сорвался на шёпот.
— Что же ты сразу не сказала?
— Я должна была?
— А сама ты как думаешь?
Теперь он повернулся к ней. Луна сияет, её лицо, как назло, вовсю виднеется. Да Великому и без того читать легко, на то он и Великий.
— Я думаю… А почему бы тебе самому его не подстеречь и все свои дела не порешить? Неужто двое Великих не могут…
— Не могут, Маритха, — ответил он, и теперь ей послышалась лёгкая печаль. — Между нами пропасть гораздо больше Пограничной Расселины. И то, что он мне скажет, теперь не имеет значения. Меня нельзя обмануть, искусить, сбить с пути. Важно лишь то, что он говорит тебе. Видишь, насколько он хитёр. Я не знал, что Аркаис приходил опять, не уследил за тобой. Это значит, что ты отдаляешься, а ему все легче скрывать твою Нить. Когда это было?
— Позапрошлой ночью, — неохотно призналась Маритха. — Он только снился. И пел.
— Пел? Тебе?
Теперь её и вправду задело. Больно-больно. Раванга бы ей петь не стал, это точно. Для него все одинаковые. Что Корка, что Тангар, что Маритха… ещё ученики какие-то, паломники со всей Аданты, Ведатели Храма, люди из Табалы. Даже тварей из незримого он жалеет не меньше.
Девушка не заметила, как забылась, метнула прямо в него неслышное обвинение.
— Нет, все разные, Маритха. Но страдают одинаково.
Она вылезла из Сферы! Маритха тут же вообразила Сына Тархи с муштаром, чтобы заткнуть свои мысли обратно.
— И Великие?
Он ответил не сразу.
— Великие тоже от этого не избавлены.
— Ты расскажешь про Амиджар?
— Это ведь не праздное любопытство? Что ты хочешь знать?
— Все, — жадно подхватила она.
— Все о Храме? Об обучении? Об Аркаисе? Что тебя тревожит? Что он тебе рассказал?
— Ничего. Почти… Потому и прошу тебя.
— Хочешь знать о том, как он ушёл из Храма?
Маритха кивнула, хоть это было далеко не все, про что ей хотелось услышать.
— Он оказался слаб и не вынес обучения. Всего лишь.
— Слаб? — воскликнула Маритха, вспоминая беспощадную ясность Нити и слепящий свет. Такого не выдержать слабому.
— Дар может быть велик, но воля слаба. Он покинул Храм.
Да… Маритха вспомнила. Он что-то сам говорил… про слабость.
— А он сказал, оттуда не выходят, — нерешительно отозвалась девушка.
— Что он ещё сказал? Пойми, Маритха, мне будет легче успокоить твою тревогу, если ты не будешь скрывать того, что знаешь.
