— Да я не скрываю! — защищалась она. — Говорил, что есть такой Храм, откуда Великие выходят. Только не очень-то часто… Что обучение там хуже пытки, — вольно пересказала она слова Тёмного. — На мою теперешнюю жизнь очень похоже… Что выдержать не каждый может. Что не выходят оттуда, только входят. Вот и все.
— И зачем тебе это ненужное знание? Он и так сказал более чем достаточно.
Что ему ответить? Что сама не знает зачем? Маритха уже позабыла, для чего затеяла этот разговор, даже про Дверь позабыла, про все на свете. Ей хотелось разузнать про Тёмного хоть что-нибудь, хотя б на волосок приблизиться к его секретам. Он тоже был слабым… Как обретают силу?
— Я видела его Нить, — призналась девушка, отбросив мучительные колебания. — С неё не капает кровь его жертв, — вспомнила слова самого Аркаиса. — Она светлая, такая, что невозможно смотреть. Вот я и хочу знать, кто он такой. Раз и навсегда.
Раз и навсегда решить, стоит ли его ненавидеть. Должна ли она.
— Видела Нить… — усмехнулся невесело Великий. — Ты ведь знаешь, кто он такой. Неужели до сих пор не понимаешь? Или не хочешь понять?
— Я никогда не знала меньше, чем теперь, — ответила Маритха и сама несказанно удивилась.
— Признаться, я удивлён твоими словами. Маритха никогда бы так не сказала.
— Это мои слова. Не его.
— Ты очень изменилась за эти дни. Скажи, о чем была его песня?
Ну вот, она так и думала. Раванга принялся осторожненько расспрашивать вместо того, чтобы поведать ей прошлое Сына Тархи. Но Маритха ответила:
— Да про все понемногу. Про вечность, про счастье… про все. Ты обещал, — напомнила она Великому.
На этот раз он не стал больше медлить.
— История его — одна из многих, Амиджар насчитывает тысячи таких от самого дня основания, — начал Раванга, и Маритха обратилась в слух. — Главный Храм Амиджара — самый древний в Аданте. Говорят, ещё Бессмертные ступали на его камни. Тогда он с виду был совсем иной, не было ни крыши, ни величественных врат, ни высоких стен, и все же это место сохранило мощь Бессмертных до наших дней. Это совершенно особое место. Оно учит само, наставники лишь направляют. Обучаться там — великая честь для прошедшего Первое Посвящение. Только для таких, ещё не ставших Ведателями, открываются двери Храма. Но мало кто из ищущих мудрости Бессмертных остаётся, ибо решают не наставники, выбирает само место. Тот, кому удастся спуститься в Храм, принят Бессмертными, и обратно к свету он поднимается, только полностью завершив свой труд.
Ещё одно пещерное место!
— А остальные? Которые не выходят? Куда они деваются? — не удержалась девушка.
Великий задержался с ответом:
— Наш мир — это жестокий мир, Маритха. Но справедливый. И первый, кто должен усвоить это, — ученик Амиджара, потому они и становятся Великими. Становились.
— Значит, это правда, что они сами себя убивают? А им не дают…
— Он и это сказал? Странный был у тебя сон, Маритха.
— Да уж… — пролепетала девушка, не зная, как прикусить побольнее свой глупый язык.
— Пойми, — продолжал Раванга после небольшого раздумья, — мне тяжело не исказить словами драгоценной чистоты, скрытой в пещерах Амиджара. Поверь, все имеет глубокий смысл. Далеко не каждому суждено быть Великим, но даже пройдённый наполовину путь украшает Нить. Путь Ведателя иной, он легче, но для тех, кто хочет большего, нет лёгкости. Там… в тех пещерах проступает истинная сущность, и она так ужасна, что не хватает сил её вынести. Страх, отчаяние и боль. Слишком много, слишком часто. А когда уже кажется, что все позади и ты достиг, тебя опять настигает враг и хватает за сердце. Это безумие, и не все могут его преодолеть. Рано или поздно все начинают искать не знания, а покоя.
— Истинный покой — это смерть, — прошептала девушка.
Удивительно, но даже ветер стих от этих слов. Они упали в полной тишине.
— Ты запомнила.
— Я никогда не забуду.
— Но это всего лишь миг, он проходит, а жизнь вернуть невозможно. И потому никому не дают необдуманно оборвать свою Нить прежде времени. До определённой черты. Если потребность в покое не становится невыносимой…
Он говорил так же легко и ровно, и фигура его дышала привычным Маритхе умиротворением. Ничто не указывало на то, что воспоминания тяготят его.
— Смотрят, не дают… — пробормотала она. — Ведь Бессмертные все знают наверняка! И все равно убивают! Да ещё много раз.
— Запретное знание на то и закрыто от непосвящённых, что они не в силах понять его. Или принять. Ты хотела знать. Но слова искажают суть, и ты так и не поняла, что есть Храм Амиджара. Но ты хотела слов, не понимания.
Может, и не поняла, однако он и не старался. Сегодня он был скуп. Когда Раванга хочет, чтобы кто-то уразумел его речи, он всегда находит нужные слова, которые ничего и нигде не искажают.
— Жуткое место, вот что. И наставники под стать, — бормотала Маритха, опасаясь, что её услышит кто-нибудь, кроме Великого, потому и озиралась по сторонам, вглядываясь во тьму.
— Наставники принадлежат этому месту и никогда его не покидают. Не покидали.
— А почему никто не выходит? Неужто нельзя человека просто так отпустить, а не ждать, пока он Нить свою укоротит?
— Отпустить просто, не просто уйти. Туда попадают лучшие, Маритха, избранные Бессмертными для того, чтобы отдать себя нашему миру. Для них это не просто поражение. Это смерть. Лучше принять её в учении, Бессмертные зачтут это, когда клубок размотается вновь. Быть может, новая попытка окажется удачной. Из Храма можно выйти, но почти никто и никогда не выбирал этот путь. Выбрать его — значит сдаться, упустить такое, чего никогда не получишь вновь. И мощь, которую ты ощущал не раз, которою ты был не раз, которою ты почти уже стал, больше никогда тебя не осенит. Это всего тяжелее. Ты никогда не знала такого счастья, потому тебе не понять.
Да уж, не понять ей такого кошмара, хоть и она уже кое-что повидала. Пускай недолго, пускай чужую мощь, чужую вечность… Надо же так людей мучить! Приманивать, а потом плющить между молотом и наковальней, и водой холодной обливать, и жару ещё поддавать.
— А ты тоже?.. — не решилась она закончить.
— Я не сильней других. Но Лишняя песчинка воли все решает.
Они двигались в ночь, и так же темно было у девушки внутри. Недалеко от неё, в носилках, спал Тангар, единственный, близкий, родной, но Маритха опять про него позабыла.
— Это потому Бессмертные так сделали, что Ведатели всегда одинокие? Никто, кроме них самих, воле Бессмертных не воспротивится! Никто искать не станет, даже если кто-то и пропадёт в каких-нибудь пещерах вроде этого Амиджара, — проронила она наконец.
— В этом тоже скрыт свой смысл, Бессмертные ничего не делают по прихоти. На самом деле одиночество приходит само.
