— Теперь ты стараешься польстить мне, женщина. Лучше не пытайся.
Маритха проглотила слова, уже готовые сорваться с языка. Решила помалкивать. Пускай сам говорит, раз такой умный.
— Пройдёт несколько дней, и тело забудет окончательно. А пока придётся потерпеть некоторые неудобства, — сообщил ей Ведатель, снова усаживаясь на тех же мягких подушках.
Вот так просто. Спросить бы, почему сразу не помог. Рассматривал, как она на полу тут корчится. И до сих пор смотрит.
— Ты не просила, — сказал незнакомец. — А что до всего остального — я не раз предлагал тебе перебраться туда, где удобнее. То, что ты корчишься на полу, — единственно твоё желание. И не скажу, что меня оно удивило. Ты ждёшь напрасно. Я не буду упрашивать тебя позаботиться о твоём же теле, так что сделай это сама. Вот еда, — указал он кивком, — вот мягкие подушки. Но если хочешь, оставайся там, где ты есть. Всю жизнь так делала и сейчас себе не изменяй.
— Зачем ты меня сюда притащил? — От его убийственно несправедливых слов даже слезы навернулись. — Все время обижаешь… Говоришь: не просила, А какой толк тебя просить! Все равно делаешь, что хочешь. Я просила! Меня к Великому отвести… вот и отвёл бы! Или к Покровителю Табалы… А ты даже не подумал.
— Сама дойдёшь, — ничуть не тронутый её слезами, бросил Ведатель. — Утром отправлю с тобой здешнего слугу. Отправляйся, куда захочешь. К Раванге, хоть к самому Покровителю. Если они до того сами сюда не явятся. И так уж задержались…
— Ты отпустишь меня? Просто так? — не дослушала Маритха.
— Я не держу людей против воли. Никогда. К утру буря стихнет до лёгкого ветра. Вот и пойдёшь. А сегодня отдыхай. Наслаждайся теплом, мягкой постелью и хорошим угощением, прежде чем вернуться в свою клетку. Или в худшую. Уж не знаю, в каком тайном углу тебя будут прятать. Первым делом от меня, конечно. — Он ухмыльнулся. — И ещё от множества людей. В Табале о тебе такие слухи ходят… — Он полюбовался её растерянным видом, ничуть не изображая сочувствия. — В этот раз тебе повезло, но Раванге придётся хорошо тебя охранять, чтобы подобного не случилось вновь. Или чего-нибудь почище.
А ведь он правду говорит. Опять вернуться в холодный каменный мешок и сидеть там взаперти… Да за какую вину?
— А что же мне делать? — тоненько протянула Маритха.
— Отдыхай, — повторил Ведатель. — А если до утра за тобой не явятся, то пойдёшь сама.
— И ты меня отпустишь? Великий говорил, что я тебе нужна… — Маритха запнулась, не зная, что добавить.
— Мы заключили договор, но ты сама от него отказалась, выбрав Равангу.
— Но я потом тебя звала! И помощи просила!
Он встал, стремительно прошёлся до самого угла и обратно. Повернулся. Девушке показалось, что колеблется не пламя свечей вслед его шагам, а воздух вокруг сгустился и задрожал. Казалось, Ведатель даже вырос.
— В Табале нет моей власти. Я здесь только гость. Таков договор. Я не могу его разрушить. Ты сама сделала выбор, в пустоши.
— Как это — нет власти… я не понимаю, — пролепетала девушка.
— В пустоши, в твоём Ашанкаре, где угодно, мы с Равангой равны перед Бессмертными, — холодно пояснил он. — В Табале же мои силы очень ограниченны, а его слишком велики. Необоримо. Это его место. Я не могу прямо ему противостоять. Не стоит даже пытаться. А ты теперь под его опекой. Сама его избрала.
— Велики… — пробормотала Маритха. — Необоримо… Как это так? Вот Такхур нисколечко его не боялся… Говорил…
— Я знаю, что он говорил, — оборвал Ведатель. — Зря говорил. По глупости, — отчеканил он. — И только эти стены отданы мне, — обвёл он рукою комнату. — Лишь здесь я могу противостоять Раванге, женщина, и Бессмертные не встанут на его сторону. Запомни, если когда-нибудь вздумаешь просить защиты. А я уверен, ты будешь просить.
Девушке показалось, он ещё вырос. Или стены сдвинулись?
— Но ты же пришёл! Я звала, и ты пришёл за мной!
Ведатель едко, колюче рассмеялся.
— В этот раз ты звала не меня. Но Великий оказался слеп. Я всего лишь воспользовался своим преимуществом — тем самым узелком на Нити, что так тебе ненавистен. — Он сделался прохладно-спокоен. — Но после того как ты вошла с Великим в Табалу, у меня нет права вмешиваться в твою судьбу против его воли.
— Так я же… они ж меня…
— И что из того? Твоё похищение и мой договор с Равангой — те же узелки на огромной Нити мироздания. Те же слова в Великой Песне. Быть может, в ней пелось о том, что Маритхе суждено умереть этой ночью.
Маритха внезапно ослабла. Сердце, уже отошедшее от сегодняшнего приключения, снова заныло.
— Не скрою, женщина, для Раванги твоя смерть стала бы лучшим исходом. Ему не пришлось бы заботиться, раз так решили Бессмертные. И я бессилен был вмешаться, хоть для меня твоя потеря гораздо чувствительнее. Но вчера ты меня позвала. И не просто. Ты даже не представляешь, как звала. Это не я нарушил договор. Это ты дала мне силу.
Маритха хлопала глазами.
— Я… а что я…
— Ты слишком мало знаешь о мире, в котором живёшь, чтобы понять меня, женщина.
Ведатель стал необычайно мягок. Даже задумчив.
Маритха никак не могла переварить сказанное.
— Моя смерть… для Великого… лучшим исходом… Да это глупость какая-то. Подлый навет! Великий, он не может хотеть… моей смерти! Он же… он же… он необыкновенный!
— Разве ты не слышала, что я сказал? — Он опять уселся рядом с Маритхой, так и не покинувшей своего места на полу. — Я не сказал «он хотел». Я сказал «стала бы лучшим исходом для него». Раванга не желает смерти никому, это правда. Но правда также и в том, что он не знает, что с тобою делать. И если бы Бессмертные озаботились тобою сами… Она облизала пересохшие губы.
— А ты… Для тебя моя смерть…
— Для меня она значит ещё годы поисков. Многие, долгие. Поисков, быть может, бесплодных. — Он улыбнулся одними губами, сам снял кувшин с подноса, подал ей. — Мне не нужна твоя смерть, Маритха.
— А нельзя его вернуть, наш договор? — с надеждой спросила девушка, принимая у него и кувшин, и тяжёлую широкую чашу.
— Ничего нельзя сделать таким, как было. Точь-в-точь. Но можно заключить иной.
— Почему другой? Чем тот был плохой? — насторожилась она.
— Тем, что время несётся сквозь Нити, меняя все. Прежние условия ты отвергла, значит, у этого договора другие исходники. Я готов требовать от тебя больше за свою помощь, и ты… Ты теперь, быть может, тоже ждёшь другой помощи. Другого желаешь.
Больше! Он готов требовать больше! Вот она, ловушка!
— Нет никакой ловушки.
Хозяин жилища небрежно раскинулся рядом на шкурах, наблюдая за борьбой Маритхи со своим голодом, то и дело устремлявшим её взгляд к подносу.
