«Нищий». Так она и шепнула мужу, и Маритха хорошо расслышала, потому что стояла рядом. Старик ещё от дверей не отошёл, далеко от Маритхи стоял, не услыхать. Но расслышал и он. По-своему, не по-человечески, внутренним чутьём. Кинул недобрый взгляд, презрительно скривился, потом заперхал скрипуче так, жутко — засмеялся.
«Это так ты гостей принимаешь, что в дом привела твоя же нужда, твоё воспрошение? Так, женщина? Велика же твоя милость! — заперхал он снова. — Тогда и от меня прими подарок, моё благословение этому дому! Но прежде… Дочь не виновата в твоей глупости, и потому я не откажу по справедливости свидетельствовать её союз перед Бессмертными. Да будет он свят и нерушим! — Ведатель воздел худые руки, торчавшие из широких рукавов его ветхого одеяния, на мгновение закрыл глаза, потом вперился в лицо несчастной женщины. — Твою же Нить проклинаю словом Ведателя. Она истончится и порвётся до срока. Не больше года пройдёт, увидишь! Таково моё знание о твоей судьбе, таково твоё наказание. Капля за каплей истечёшь, песчинка за песчинкой размечет ветром!.. Если меня не умилостивит время и опять не занесёт в этот город. Лишь тогда я вновь явлюсь под этой крышей!»
Он резко вскинул руку; приковывая к месту отца Маритхи, готового кинуться к гостю и просить, молить о снисхождении, потом повернулся спиной и исчез, не затворив дверей. Молчание немного постояло в душном воздухе, и люди один за другим потекли наружу. Какой уж праздник? Ушёл отец Игана со своим братом и двумя старшими сыновьями. Иган, виновато поглядывая на Маритху, потоптался немного и последовал за ними. Бочком выползла Ниха, старшая сестра наречённой, придерживая свой огромный живот. Хорошо ещё, прямо тут не разродилась от такого-то…
Отец Маритхи скоро опомнился и кинулся в Храм искать оскорблённого старца, но след его уж потерялся в холмах за Ашанкаром. Несчастный умолял Первого Ведателя Храма вступиться перед Бессмертными, не отрезать Нить Судьбы глупой женщины, но получил отказ. Каждому — своё. Устами Ведателей говорят Бессмертные, их глазами глядят, их дар направляют. Они определяют, кому молиться в Храме, а кому по свету странствовать, кому носить богатые одежды, а кому до века бедствовать. Оскорбили старика — вот его и ищите, его и молите о прощении, только тогда вина будет оплачена. Никто, кроме него, теперь за эту женщину перед Бессмертными не заступится. Так сказал Первый Ведатель. А ведь отец ничего не пожалел, ни даров, ни денег, чтобы только увидать его, только говорить с ним, только воспрошение изложить.
И потянулись дни. Сразу ничего ужасного не случилось, но в маленьком домике над мастерской поселился страх. А потом мать начала таять. Сначала незаметно, затем, трепеща с каждым днём все больше, сильнее стала хворать. Не было сил, все тело изболелось, изгорелось. Маритха взяла дом под свою руку, потому что мать то в возбуждении бегала комнатушками, приготавливая все для скорого прихода Ведателя, то сидела неподвижно, с утра до вечера уставясь в одну точку, что-то шептала. И так изо дня в день. Но старик не шёл, а время бежало. Он правильно увидел её судьбу. До года ей всего пары дней не хватило. Ах, мама, что же ты наделала… Да кто же знал, что они не только видят судьбу человеческую, а и менять могут… проклинать… Ах, мама…
— Чушь!
Пробудил Маритху от воспоминаний тот же насмешливый голос. Она и не сообразила, что всхлипывает у него за спиной.
— Горячечный бред глупой женщины!
Как же она его ненавидит! Как ненавидит! Почти как того старика.
— И ты думаешь, Маритха, что у этого глупого обидчивого старика на самом деле была такая сила? Такая недоступна почти никому из смертных!
Как же она ненавидит… Маритха непонимающе качнулась, когда до неё добрался смысл его последних слов. Зачем он хочет её запутать? Как будто она собственными глазами не видела, собственными ушами не слышала.
— Как это — никому? Он сказал — и она умерла! — яростно бросила девушка в спину Ведателю, в его дорогое одеяние, что, наверно, и давало ему право издеваться над бедной девушкой, встреченной в пустоши.
— Простые Ведатели не так сильны, как ты думаешь, женщина, — качал головой незнакомец, не давая себе труда обернуться. — Они лишь видят, да и то — не всегда! И далеко не всё! — Он хмыкнул. — И далеко не все из них.
— Она умерла! Умерла она, понятно тебе?! Или ты не слышишь, что говорю!! — зло выкрикивала Маритха.
— А теперь меня послушай: это был всего лишь простой старик… простой Ведатель. И ему не по силам чужие судьбы менять, чужие Нити рвать по своему желанию. Не по силам, Маритха! Ты слишком хорошо помнишь и день тот, и гостя этого — я мог ясно различить старика в твоих образах. Достаточно, чтобы видеть. Так же, как тебя сейчас. — Он обернулся, глаза сощурились до щёлок, словно ему на морозе смотреть неловко. — Он не столь могуч, сколь ловок, как многие его собратья. Не зря годами странствовал по Великой Аданте.
— А как же… как же…
Сбитая с толку девушка не знала, что и думать. Уверенный и вечно насмешливый голос как-то быстро переложил все, что она знала, на иной лад. Против воли Маритха слушала своего попутчика, позабыв про свою к нему ненависть.
— У твоей матери уже тогда был недуг. Вот его-то старик и увидел, а дальше всласть попользовался знанием. В месть его обратил.
Ведатель умолк, но Маритха не смогла разлепить непослушные губы, чтобы спросить…
— Одно здесь правда — не будь его пророчества, женщина бы дольше протянула, гораздо дольше. Она сама себя по капле выпила, Маритха, Сама себя так быстро погубила. Старик лишь камень толкнул. Вот и обвалилось.
«Откуда же ты знаешь?» — ломала голову девушка.
— Знаю, — сказал он. — Знаю. Уж поверь мне.
И она поверила тотчас. Он знает. Да, знает. Все они, Ведатели, связаны. Все дела друг друга им ведомы. Только вот зачем их попутчице случайной открывать? Проклятый, проклятый старик! Ненавижу! Ненавижу! И ведь никакой ему выгоды с выходки злой! Никакой!
— А вот тут ты ошибаешься, женщина, — опять раздался надоевший голос.
Как же глупо она попалась, связавшись с Ведателем! Ни словечка, ни мыслишки от него не утаишь. Как будто совсем голая, да ещё в такой мороз! Надо про себя повторять слова какие-нибудь простые, вот, например…
— А хочешь ему отомстить, Маритха? — внезапно уронил Ведатель.
Девушка застыла, сразу позабыв о своём намерении мысли от чужака прятать.
— А как? — осторожно спросила она у спины, маячившей в прорези меховой завесы.
— Так хочешь? Или нет?
— Как? — настойчиво повторила Маритха.
— А это уж совсем не твоё дело. — Он хмыкнул вновь, как будто весь их мучительный… дурацкий этот разговор несказанно его забавлял. — Так хочешь или нет?
«Все они — одно. Скажу, что хочу, и этот меня тоже проклянёт, как старик мою мать…» — не успела она удержаться.
— А скажешь «не хочу» — я твой обман издалека увижу, — подхватил он невысказанное. — Кажется, ты вовсе не глупа, а ничего так и не уразумела. Мне совершенно нет дела до какого-то старика. Что и кому он сделал — тоже не моя забота. Тебя пожалел, Маритха, потому и предложил.
