«Быть может. Но кто их принуждал? Не я».
Ты искусен, мне ли не знать. А соблазн велик.
«Нет закона, чтобы не соблазнять. Нет закона, чтобы не соблазняться».
Ты страшен.
«Я не страшен».
Маритха невольно вплелась в этот странный разговор. Мир вокруг между тем обретал очертания, уплотнялся. Вот проступила знакомая комната, знакомое длинное одеяние… До боли знакомые тонкие пальцы играли в непонятную игру над свечой. Только вот лицо… Другое, почти ничем не схожее с тем, что ей запомнилось. Осталась лишь жёсткая усмешка. Но и она изменилась.
Теперь он был огромен, под самый потолочный свод. И обличье под стать, точно вырезанное из кости искусным мастером — прямые, тонкие, нездешние черты. Безупречное, как его Нить, как его Песня.
— Ты…
Она может говорить! Это она или не она?
— Это ты?.. Откуда? Я помню: была пещера, холод, тишина и смерть…
Ведатель кивнул. Его новое лицо слишком быстро менялось, не уследишь. Как ураган.
— Была. И пещера, и тишина. И сейчас есть. Все, кроме смерти.
— Ты меня держишь? Так же, как их?
— Ты сама себя держишь.
— Уходи.
Он опять кивнул. На этот раз Маритхе почудилась тень непривычной мягкости, она легла на непривычное, чужое лицо и тут же истаяла.
— Уйду, если просишь.
Она сглотнула. Ну уходи же, прошу тебя… Навсегда.
— Ты просишь другого.
— Другого…. — пролепетала она. — Чего другого?
— Ты спрашиваешь «зачем». А ещё ты хочешь знать, есть ли другой исход из заточения, кроме моей смерти. Я слышу твою Нить лучше тебя самой. Я привык их слушать.
Маритха не ответила. Она ждала, затаив дыхание.
— Что до исхода, он прост, — услышала она тут же, — моя смерть или моя добрая воля. Не я их держу — их слово, их долг. Я могу освободить их от этого долга, когда пожелаю.
Аркаис замолк, она нетерпеливо дожидалась продолжения:
— «Зачем» — это гораздо сложнее. Для тебя. Я использую их силу себе во благо и тем самым сохраняю Нити целыми. Это ты уже поняла.
Маритха едва заметно кивнула.
— Я делаю то, чего они сами никогда не делали. Никто не думает о Нити, всех заботит иное. Не буду утомлять тебя, перечисляя эти мелочи. Они тратят силу своих Нитей без счета, ничего не умножая ни для себя, ни для них. Для чего людям даются Нити? Для чего эти люди вообще существуют?
Тёмный Ведатель презрительно усмехнулся, скрестил руки на груди. Маритха ждала. Наверно, ноги у неё давно б уже ослабели, но она почти не чувствовала тела. К лучшему.
— Для чего, Маритха? Да чтобы питать тех, кому есть дело до этого мира!
Маритха нахмурилась. Ничего не поняла, да и понимать уже расхотелось. Однако останавливать его она не смела.
— Ты же видела все, ты слышала свою Нить, одна из немногих! Нить неостановима, она живёт тем, что тычет, выплёскивается, даря свою силу — когда каплями, а когда и широким потоком… Потоком — это если её движение спутать, задержать да умело направить. Хвалёные человеческие страсти — вот ключ к беспрестанному пожиранию силы твоей Нити, Маритха. Это не больше и не меньше, чем стены на её пути. Поставил — и ждёшь, когда накопится столько, что пелена прорвётся. Кто-то где-то хочет твоего света — и ты бьёшься в глупых рыданиях, вспоминая любимого, что бросил тебя давным-давно и успел хорошенько забыться. Кому-то понадобилось сияние твоей Нити — и ты неистово алчешь смерти соседа лишь потому, что он богаче и удачливее. Но потребности их слишком велики, одна бедная несчастная Маритха, — он скривился, — не может их удовлетворить. И потому уже целая толпа побивает камнями случайного вора, вопя от восторга по поводу столь справедливого деяния… или бурно восславляет нового Покровителя. Или жаждет припасть к одеянию кого-нибудь из Великих. А чистые Нити… им чужды глупые страсти. Они отдают все и без остатка, каждый миг. Это гораздо больше, чем можно выманить у десятков человек. И без всяких уловок.
Маритха внимала, зло, ожесточённо, но внимала.
— Раванга говорил: они стали топливом. — Он обвёл широким жестом фигурки. — Они всегда были топливом и всего лишь сменили форму. Теперь питают не Бессмертных, а меня.
Фигурки, как и все вокруг, казались немного смазанными, но девушка помнила их слишком хорошо.
— Бессмертные милосерднее, — с трудом выдавила Маритха.
Это новое знание легло на плечи ещё тяжелее первого. Стоит только начать всматриваться в мир, что кажется привычным и понятным… Вернее, не стоит. Не стоило даже начинать, но её заставили.
— Да, так кажется, — холодно ответствовал он. — Но они бессмертны, и им всегда нужна пища. Потому они никогда не выпустят нас из плена. Я же умру. Не скоро, но когда-нибудь это случится. Вот тогда эти люди и обретут свободу. Как ты думаешь, смогут ли они себя тратить так же глупо, как до того? Такая память не стирается, она не может стереться. Она будет жить в них всегда, до самого конца их Нитей, неслышимая, невидимая… она будет направлять их, отводя от края. Они получат очень ценную возможность…
— Что за возможность? — потребовала она, не утерпев.
— На настоящую жизнь. Они могут стать большим, нежели топливо в жаровнике Бессмертных.
Его черты вдруг изогнулись, страдальчески изломались и снова застыли. Всего на миг, даже меньше. Только тень мелькнула. Та глупая Маритха, которая замёрзла в пещере, никогда бы не догадалась. Но эта была гораздо ближе к своей Нити. И к его.
— Ты тоже из тех? Которые получили…
Он только тихо рассмеялся.
Как же ему больно до сих пор… Должно быть, прошла уже целая вечность…
— Не больно, — небрежно бросил Ведатель. — Страшно. Малые обломки былого страха — это все, что осталось от Саиса. Все, что до сих пор питает Бессмертных.
— Страшно? — она не понимала. — Кого тебе бояться?
— Страшно не успеть.
— Чего не успеть?
— Закончить трансформацию.
— Какую?
Он только ухмыльнулся.
— Твоё любопытство не имеет предела. А моя добрая воля — имеет.
Сегодня он явил подозрительно много доброй воли.
— Ты сама пришла, Маритха.
— Неправда!
Её Нить не услышала обмана.
— Хорошо, если желаешь, скажем так: мы оба пришли друг к другу. Ведь у нас несделанное дело. Несведённые счёты. Лишний узел на Нити.
На этот раз Маритха не рискнула противоречить. Хорошо, пускай оба.
— Я не могу открыть твою дверь.
— Великий Раванга не велел? — коротко рассмеялся он.
