— Трусы, — уронил Станко. Илияш оживился:
— Еще какие! Так и не нашли хода, но говорят… — он загадочно улыбнулся, — говорят, что князь Лиго, негодяй, знает, где он… Знает, но молчит, для себя бережет, вдруг пригодится…
Он вдруг вытянул ноги и сообщил равнодушно:
— …А может, врут все, и нет никакого хода. Наверняка даже нет.
…Вход скрывался в зарослях на самом берегу и был ненамного больше лисьей норы.
— Ну вот, как просто! — радовался Илияш. — Везет тебе все-таки, парень… Илияша встретил, до замка добрался, а тут еще ход подземный проложили тебе… Чую — убьешь ты папу, как пить дать убьешь. Посчастливится и в этом…
Станко нагнулся и заглянул в нору. Узкий коридор казался нутром голодного зверя — почти круглый, темный, ребристые стенки пронизаны венами и сухожилиями корней.
Пусть так.
Станко выпрямился и посмотрел на замок, будто желая встретиться глазами с князем Лиго. Илияш хохотнул и довольно потер руки.
Со стены, едва слышный, донесся звук рога, и проводник вздрогнул:
— Вот я тут с тобой болтаю… А мне еще назад идти. Мимо кордонов… Время не ждет, давай прощаться, парень.
Станко опустил голову — что-то внутри у него болезненно сжалось.
— Ты… точно не пойдешь со мной?
Илияш расширил глаза в чуть преувеличенном ужасе:
— Да что ты! Разве князь — мой папа?
Станко молчал. Ему было ясно, что проводник не передумает.
Илияш стал проявлять признаки нетерпения:
— Парень, ну время же… Не тяни — прощаемся и расходимся.
Станко стало обидно чуть не до слез: он-то считал Илияша… Другом, что ли… А тот ничуть не огорчен прощанием, ничуть не беспокоится о судьбе товарища, ему бы свою шкуру спасти…
Исходила соком трава, бездумно истребляемая носком сапога. Столько пережить вместе, столько раз спасать друг другу жизнь… Неужели и впрямь проводник старался только из-за денег?
— Илияш, — Станко трудно было говорить, так перехватило горло, — тебе что же… все равно? Убью я князя или князь убьет меня?
Проводник, похоже, чуть устыдился:
— Нет, что ты… По мне, знаешь, пусть бы все жили, всем места хватит.
Станко стало еще горше. И это вместо того, чтобы подбодрить перед смертельным поединком…
— Ладно, — сказал он, давя в себе слезы, — прощай… Мы, похоже, никогда больше не встретимся?
Илияш неуверенно пожал плечами:
— Ну, это… Как уж рассудится…
— Как рассудится, — отозвался Станко эхом. И тут же предложил громко, весело, как только мог: — А знаешь что, приходи ко мне на свадьбу!
Илияш закивал, как ученая лошадка. Станко продолжал, все более и более воодушевляясь:
— В трактире и встретимся… Через недельку-другую… Ты возвращайся в трактир, ладно? Через Вилу весточку передай… Свадьбу сыграем осенью, я тебя уже, считай, пригласил… Ладно?
С каждым словом он все тверже верил в то, что говорил. Илияш слушал невнимательно, оглядывался, качал головой:
— Ладно… Мне бы только мимо дозорников… А там — прямо на свадьбу…
Станко сник. Отвернулся. Плечи его опустились.
— У меня к тебе тоже дело, парень, — пробормотал Илияш озабоченно. — Важное дело.
Станко молчал, борясь со слезами.
— Ты… Ну, если поймают тебя, то, знаешь ли, пытать станут.
Голова Станко опустилась еще ниже.
— А выспрашивать будут про то, как ты в замок попал… Ну, тут и крыса догадается, что самому тебе не пробраться, а провел кто-то… Вот и станут дознаваться, кто провел. И если ты меня выдашь… Мне тут же и конец, устроят облаву, возьмут, у них на меня давно уже счет открыт… Так я тебя попрошу, Станко, — проводник вдруг жалко, немного заискивающе улыбнулся, — уж не выдавай… Пожалей старого браконьера. Пожалуйста.
Станко, наконец, проглотил застрявший в горле ком. Проронил негромко, устало:
— Я не выдам тебя, Илияш. На части будут рвать — не выдам.
5
Станко пробирался вперед на четвереньках, боком, как охромевший пес, потому что в правой руке его вздрагивал пламенем огарок свечи — последний подарок Илияша.
Толстые корни, свесившиеся в подземелье, жадно ощупывали чужака, путались на лице, сетью перегораживали путь. Несколько раз ему пришлось вынимать меч — хоть это и было мучительно трудно в узкой норе с осыпающимися стенами. Потом ход резко свернул вниз, и продвигаться стало легче — корни не дотягивались на такую глубину, зато пол и стенки отсырели.
Упрямо, как полуслепой крот, он полз вперед, но занимали его не мстительные раздумья и не планы покушения — стыдясь сам себя, Станко думал об Илияше.
Они так и не простились по-человечески. Их так ничего и не связало; они проделали вместе этот длинный, жуткий путь, и вот Илияш ушел, насвистывая и бренча монетами, озабоченный лишь собственным благополучным возвращением; Илияш ушел, а Станко ползет этим темным ходом навстречу неведомо чему, и жить ему осталось, скорее всего, несколько часов…
Пламя свечки заколебалось сильнее, завалилось на бок, горячий жир закапал Станко на пальцы. Он чуть не выронил огарок; нора вывела его в настоящий подземный коридор — сводчатый, со стенами из тесаного камня, с истертыми плитами на сыром неровном полу.
Станко выпрямился и огляделся; слева коридор заканчивался тупиком, справа веяло затхлой влагой.
Я под озером, понял Станко и испугался, так ярко представилась ему масса земли и воды, нависающая у него над головой.
Стуча зубами от холода и нервного напряжения, он свернул направо.
Он больше никогда не увидит Илияша. Здесь, в подземелье, некого обманывать и не перед кем притворяться — они больше не встретятся.
Станко вдруг стало мучительно, нестерпимо одиноко. Всю жизнь он мечтал иметь рядом кого-то, кто придет на помощь и спасет во что бы то ни стало, на кого можно рассчитывать, с кем можно говорить… Ерунда, он просто увидел в Илияше то, чего нa самом деле не было. Он так и не вырос; он до седых волос останется растерянным сельским сопляком, готовым броситься на шею первому приглянувшемуся мужчине: «Ты — мой папа? Да?»
И, окончательно разбередив себя, он со злостью плюнул на покрытый плитами пол. Хватит. Теперь у него один друг и одна надежда — меч. Тот не подведет и не запросит денег. Впереди последний шаг, последний удар…
Стиснув зубы, Станко поднял свечку над головой и пошел быстрее.
Коридор не расширялся и не сужался; на уровне человеческого роста в стены вмурованы были кольца — для факелов, подумал Станко. Где-то капала вода; по полу бежал пропахший гнилью ручей, и каждый шаг непрошенного гостя отдавался шлепаньем, будто плюхались в болото сытые жабы…
