Оставшиеся вокруг Карена люди в голос пререкались; один, чернявый и маленький, брызгал слюной, призывая бросить все и возвращаться. Немолодой уже наемник скалил зубы, обзывая Кареновых воинов бабами, дураками и неумехами. Сам Карен полностью утратил свое надменное величие, покраснел как рак и схватил за грудки молодого одноглазого парня, который неудачно сострил; Игар подумал, что глупее ситуации, чем та, в которую угодил Карен, и придумать трудно — командир рассылает людей с заданиями, а они проваливаются, как в вату, выказывая тем самым как бы неповиновение…
Пожилой наемник выхватил широкий клинок, демонстративно подбросил его, поймал над головой, плюнул чернявому под ноги и шагнул к оврагу. Возмущенно выкрикнул Карен — наемник плюнул и в его сторону тоже. Зашелестели, смыкаясь, кусты.
Люди разбрелись, не глядя друг на друга. Прибежал запыхавшийся конюх — Карен не стал слушать его сбивчивых объяснений и просьб, просто с разгону дал в зубы — отвел душу. Как перед тем надзиратель отвел душу на Игаре.
Простучали, удаляясь, копыта — но то не был очередной сорвавшийся с привязи конь. Кто-то из наемников малодушно дал деру… Или просто счел, что ничего интересного здесь уже не будет.
Окончательно взбеленившийся Карен раскрыл рот для гневного приказа — но дикий крик, донесшийся из оврага, помещал ему.
По голосу не разобрать было, кто кричит; затыкая уши, Игар вспомнил почему-то лицо немолодого наемника. Крик длился ровно три секунды — а потом оборвался коротким бульканьем. Будто на кричащего обрушилась скала и раздавила его в лепешку.
— С-скотина! С-скотина, ты!!
Игара грубо схватили за воротник. Он не сопротивлялся; сразу несколько рук волокли его к краю оврага:
— Ты… За-аманил! Сам туда иди! Ах, ты…
— Не отдам! — кричал надзиратель. — Я его скорее сам прирежу, живым никуда не пущу, велено мне, ясно?!
Кто-то орал в ответ. Надрывался Карен — Игар скоро перестал разбирать слова, ему будто заложило уши. Земля под ногами ухнула вниз, превратилась в крутую стенку темного уже оврага; за спиной зазвенели, скрестившись, клинки.
— Илаза, — сказал Игар шепотом. — Прости меня.
Рядом воткнулась в ствол арбалетная стрела; не раздумывая, а просто повинуясь инстинкту, Игар побежал. Вниз, туда, где можно умыться из ручья. Туда, где ждет его Илаза.
…Рука схватила его за плечо; он шарахнулся и закричал — рука повисла, покачиваясь, как ветка. Это была неопасная, совсем мертвая рука — а обладатель ее висел вниз головой, и лица Игар не разглядел. Все оно было серый, волокнистый кокон.
— Нет… — простонал Игар, пятясь.
Висевший был мужчина. Не девушка в светлом платье. В прошлогодней листве валялся бесполезный теперь арбалет.
Игар протянул руку — и не взял. Тот, в сером коконе, наверняка владел оружием лучше. Не помогло…
— Илаза! — позвал он еле слышно. — Ила… за…
…Он очень долго говорил ей «вы». Вы, княжна… Он привык. Она принимала, как должное. Между ними вечно что-то стояло — заборы, ажурные решетки, хлопотливые слуги, замша тонкой перчатки, стена дождя… Но вот настал день, когда, прижимаясь лицом к железной калитке — запертой калитке, и весь Замок давно спал, потому что стояла глубокая ночь — она попросила: назови меня «ты».
Снова был дождь. Пахло мокрым железом; по его щеке стекали холодные капли. В том месте, где только что лежала ее ладонь, калитка была горячей. Он коснулся ее губами — привкус металла и новое слово. Ты, Илаза… Ты…
…Он опомнился снова наверху — у края оврага.
На пятачке, вытоптанном ногами и копытами, было еще светло. Еще светло и совсем пусто; лошадей не осталось ни одной. И ни одного человека. Только обломанные ветки да измочаленная трава. И еще один арбалет валяется — кажется, тот, что всю дорогу смотрел Игару в спину. Не иначе.
Игар стоял, подняв глаза к еще розовому закатному небу. Теперь он свободен, и Перчатке Правды никогда до него не добраться… Он умрет по-другому, и, кажется, знает, как.
Еле слышный звук заставил его рывком обернуться.
Рыжая голова, кажется, светилась в полумраке. Она висела высоко, высоко от земли; руки свисали, будто набитые песком. Карен смотрел на Игара, и тот почему-то понял, что предводитель грозного отряда парализован. Жив, но не может пошевелить и пальцем. Только тихо, со стоном, выдыхать воздух.
Игар вернулся за брошенным арбалетом.
Святая Птица, единственное доброе и по-настоящему нужное дело, которое он может теперь сотворить. Хоть как-то оправдать свое гнусное и бестолковое существование…
Он долго целился, чтобы попасть наверняка. Он знал, что Карену мучительно смотреть, как он целиться — но ничего не мог поделать. А Карен не закрывал глаз. Глаза были благодарные.
Отскочившая тетива ударила по пальцам. Тело закачалось, как маятник; тонкой струйкой побежала на землю кровь. Карен все еще смотрел но глаза были уже спокойные. Безучастные.
— Ну? И зачем ты это сделал?
Холодное дыхание ночи. Желудок, стремительно прыгнувший к горлу. Здравствуй, мой ежедневный кошмар. Свиделись.
— Он мне нужен был живым… Что теперь? Хочешь на его место?
— Меня нельзя, — Игар стоял, боясь оглянуться и увидеть собеседника. — Я должен… привести Тиар.
Тихий скрип-смешок:
— Ты уже привел… И это не Тиар. А я ведь предупреждал тебя, что…
— Если хоть один волос упал с ее головы, — Игар не узнал собственного голоса, неожиданно низкого и рычащего, — я из тебя, поганая тварь…
Он обернулся. Бесформенная тень раскачивалась в кронах, и казалось, что их несколько — возникающих то там, то здесь; Игар вскинул арбалет — стрела утонула в темноте. В просвете ветвей неподвижно стояла звезда Хота.
Он опустил руки. Шелестела, проливаясь на старые листья, кровь предводителя Карена.
— Знаешь, почему ты еще жив? — звезда Хота на мгновение исчезла, закрытая невидимым во тьме существом.
— Нет, — отозвался Игар после паузы.
— Потому что…
За Игаровой спиной отчаянно хрустнули ветки.
— Я здесь! — выкрикнул плачущий голос, от которого Игарово сердце едва не лопнуло, как мыльный шарик. — Я зде…
Илаза проломилась сквозь кусты, всхлипнула, споткнулась и упала бы к Игаровым ногам — если бы в ту же секунду не напряглись невидимые нити, превратившие девушку в подобие живой марионетки.
— …потому что теперь-то я знаю, что ты приведешь Тиар. Знаю наверняка.
Глава третья
* * *
Ее долгое безразличие прорвалось, как нарыв.
Ветви вокруг казались неестественно неподвижными. Серые полотнища паутины обвисли, отягощенные человеческими телами; Игар снова ушел, снова ее оставил, одну, в страшном одиночестве… Паутина колышется, вздрагивают в свете луны круглые, отвратительно липкие сети. Скользнул по лунному диску маленький нетопырь — и забился, изловленный навсегда и бессмысленно…
