Тиар кивнула и поднялась:
— Спасибо… Игар, поедем.
— Куда? — спросил он беспомощно. — Мы же… Торопимся же…
Тиар так на него взглянула, что он прикусил язык.
Луна, еще только приступившая к своему обеду, возмутилась. Тиар хлопнула ее по крупу и что-то сердито сказала на ухо — понурившись, лошадь взялась за привычную работу. Игар лихорадочно пытался сообразить, чем грозит эта неожиданная проволочка — а Тиар уже разворачивала Луну хвостом к цели их путешествия.
Мельница стояла на отшибе — там, где кончалась единственная в селении улица. Чтобы добраться до нее, пришлось вернуться назад почти на полчаса пути; Игар изо всех сил старался скрыть раздражение. Если по дороге они станут выискивать всех возможных рожениц, то до цели доберутся лишь к весне…
Он хотел сказать об этом Тиар — но вовремя удержался. Хватило ума сообразить, что упреками дела не поправить, а вот напортить — можно…
Мельник удивился. Он ведь ясно сказал посланной девчонке, что повитухи не надо — платить-то кто будет?
Тиар выслушала его и кивнула:
— Я поняла. Где?..
— Она паршивая! — воскликнул удивленный мельник. — Точно паршивая, я и коросту на ней видел… На одну ночку пустил в сарай, пожалел беднягу — а она, глядь, рожать здесь собралась!
— Неслыханная наглость, — серьезно подтвердила Тиар. — Позвольте все же взглянуть на этот ваш сарай.
Мельник выпучил глаза:
— Да что вы, с ней, приблудной и паршивой, за бесплатно возиться будете?!
Тиар терпеливо вздохнула:
— Что ж… Я ведь не учу вас, как вам молоть муку, а вы не учите меня, как… Ну, в общем, ничему вы меня не научите. Где?
Жена мельника, четверо работников и служанка с интересом глазели на странную повитуху. Игар не знал, куда себя девать; ему хотелось догнать Тиар, рвануть за плечо и дать пощечину: время идет! Каждая секунда нелепого разговора, каждая минута, проведенная с приблудной роженицей, могут стоить потом Илазиной жизни…
Тиар уже шла к сараю, ведомая служанкой и парой собак. Сарай оказался добротным строением на отшибе, и внутри его было, на Игарово счастье, тихо. Он слишком хорошо помнил, как орала Тири, и не желал слышать этого еще раз.
— А ты кто? — спросил его один из работников, плечистый парень с красивыми глуповатыми глазами. — При ей?
— При ей, — отозвался Игар обреченно.
Тиар вышла из сарая. На лице ее лежала уже знакомая Игару сосредоточенность — перед этим доброжелательным и ледяным взглядом отступила не так давно скандальная старуха.
— Кто помогать возьмется? — спросила она негромко. — Кто-то из женщин, кто поможет?
Служанка потупилась. Мельникова жена нахмурила брови:
— Вы, госпожа, парши не боитесь, а я боюсь. И дети мои боятся…
Тиар быстро обернулась к ней:
— Сами ведь рожали? Как же?..
— Я рожала при муже, — отозвалась мельничиха сухо. — Не в парше и не в чужом сарае.
— Нет у нее парши, — Тиар обернулась к служанке. — Пойдешь?
— Не велю, — мрачно заявил хозяин. — Вот оно, добро-то… На одну ночь пустил только… Ни на кого из моих не рассчитывайте, госпожа где один запаршивеет, там и все в коросте. Не надо нам…
Тиар молчала, глядя ему в глаза. Мельник крякнул, отвернулся и ушел в дом, бросив с порога:
— Тоже еще… Вон, подмастерье у вас — его и берите…
— Игар, — Тиар уже вынимала из багажного сундука свой узелок с инструментами. — Беги в село, позови кого-нибудь… женщин. Объясни, что к чему… Нет, не бери Луну — она тебя не послушается! Бегом…
Путь обратно в селение исторг из него все известные ему ругательства; исчерпав их запас, он взялся придумывать новые. Первая же встреченная им женщина — молодка у калитки — испуганно отшатнулась от незнакомого парня, видимо, пьяного, который трусцой бежал по улице и ругался в голос.
— Эй, ты чего? — завопила она, поймав на себе его оценивающий взгляд. — Вот сейчас собаку спущу!
— В дерьме я видел вашу собаку, — сказал Игар устало. — Там на мельнице рожает какая-то паршивая приблуда, так госпожа повитуха, которая без денег роды-то принимает, вас в помощь зовет.
Молодка выпучила глаза:
— Меня?!
— Вас, — буркнул Игар, чувствуя, как поднимаются в душе и злоба, и раздражение, и отчаяние. — Женщину какую-нибудь…
Молодка хлопнула калиткой так, что зашатался забор:
— Не знаю ничего! Ничего не знаю, ни повитух, ни приблуд никаких, а ты, ежели будешь озорничать…
Игар повернулся и пошел прочь. Две девушки, встреченные им у соседних ворот, испуганно завертели головами:
— Мы — не… Боязно…
Игар ругнулся в последний раз и потрусил обратно.
Солнце, красное как помидор, садилось за реку; пастухи собирали коров, с того берега слышался басовитый перезвон колокольчиков да протяжное глубокое «му-у-у»…
— Там она, — мельник неприязненно махнул рукой в сторону сарая.
В сарае стонали. Игару сразу вспомнились роды Тири, костер с ароматными травами, плачущий Глаб, освещенные окна во всем доме… Он зябко повел плечами, прогоняя нехороший, струящийся по спине холодок.
— Тиар, — сказал он, не заглядывая даже вовнутрь. — Не идет никто. Парши боятся. Все.
Некоторое время было тихо; потом Игар услыхал шорох соломы и негромкий голос Тиар:
— Кричи, не стесняйся никого. Им какое дело? Кричи, не держи себя… Давай…
Вопль, донесшийся затем из сарая, заставил Игара покрыться потом и отскочить.
Тиар вышла, вытирая руки какой-то тряпкой — Игар в ужасе заметил, что тряпка становится красной, даже рыжей какой-то.
— Ты хорошо просил? — спросила она озабоченно. — Не идут?
Игар отвернулся. Помотал головой:
— Не идут.
Тиар покивала; на лице ее не было ни тени возмущения:
— Ладно… Помоги мне, пожалуйста, сам.
Несколько долгих секунд он верил, что ослышался. Однако Тиар смотрела на него неотрывно — все так же пристально и доброжелательно; содрогнувшись, он отступил на шаг:
— Я?
— Это несложно, — она не отводила глаз, карих с зелеными звездочками. — Я скажу, что делать. Надо пособить, Игар. Такое дело.
Он сглотнул. В ужасе замотал головой:
— Нет. Я не могу. Я… боюсь.
Губы ее чуть дрогнули:
— И я боюсь, Игар. И она боится… И ребенок, который из нее сейчас выбирается, боится тоже. Так что же делать?..
…К речке спустились в предрассветном мраке. Небо обложило тучами, и не разглядеть было не то что звезды Хота — луны.
