3
Мы с Альбертом сидим в кафе Майера у окна. Перед нами на круглом мраморном столике две чашки остывшего кофе. Мы сидим здесь битых три часа и все не можем решиться выпить эту горькую бурду. И это мы, привыкшие на фронте ко всякой дряни. Но в этих чашках, наверное, отвар каменного угля, не иначе.
Занято всего три столика. За одним какие-то спекулянты уговариваются насчет вагона продовольствия, за другим супружеская чета углубилась в газеты, за третьим сидим мы и нежим свои отвыкшие от хорошей жизни задницы на красном плюше диванов.
Занавески грязные, кельнерша зевает, воздух спертый, и, в сущности, хорошего здесь мало, но для нас его – уйма. Мы уютно расположились, времени у нас хоть отбавляй, играет музыка, и мы смотрим в окно. Мы долго лишены были всего этого.
Мы сидим без конца. Вот уж все три музыканта складывают свои инструменты, а кельнерша в нетерпении все сужает и сужает круги около нашего столика. Наконец мы платим и выходим на вечерние улицы. Как чудесно не спеша переходить от витрины к витрине, ни о чем не думать и чувствовать себя независимым человеком!
На Штубенштрассе мы останавливаемся.
– Не зайти ли нам к Беккеру? – предлагаю я.
– Давай заглянем, – соглашается Альберт. – То-то удивится!
В беккеровской лавке мы провели часть наших школьных лет. Там можно было купить все, что душе угодно: тетради, рисовальные принадлежности, сачки для ловли бабочек, аквариумы, коллекции марок, подержанные книги и «ключи» к алгебраическим задачникам. У Беккера мы пропадали часами; у него мы украдкой курили и назначали первые тайные свидания с ученицами городской школы. Беккеру мы поверяли наши тайны.
Входим. По углам несколько школьников быстро прячут в согнутых ладонях дымящиеся папиросы. Мы улыбаемся и слегка подтягиваемся. Подходит продавщица и спрашивает, что нам угодно.
– Мы хотели бы поговорить с господином Беккером лично.
Девушка медлит…
– Не могу ли я заменить его?
– Нет, фройляйн, – возражаю я, – вы не можете его заменить. Доложите, пожалуйста, господину Беккеру.
Она уходит. Мы с Альбертом переглядываемся и, довольные своей затеей, ждем, заложив руки в карманы. Вот будет встреча!
На дверях конторы звенит хорошо знакомый колокольчик. Выходит Беккер – щуплый, седенький и неопрятный, как всегда. Минутку он, прищурившись, глядит на нас, затем узнает.
– Смотрите-ка! – восклицает он. – Биркхольц и Троске! Вернулись, значит?
– Да, – живо откликаемся мы, ожидая, что тут-то и начнется.
– Вот и прекрасно! А что вам угодно? Сигарет?
Мы смущены. Мы, собственно, ничего не собирались покупать, нам это и в голову не приходило.
– Да, – говорю я наконец, – десяток сигарет.
Беккер отсчитывает нам сигареты.
– Ну, до скорого свидания, – кивает он нам и тут же собирается исчезнуть за дверьми конторы.
С минуту еще мы не трогаемся с места. Он оборачивается.
– Забыли что-нибудь? – говорит он, стоя уже на лесенке.
– Нет, нет, – отзываемся мы и выходим из магазина.
– Что ты скажешь? – говорю я Альберту на улице. – Он, очевидно, думал, что мы уезжали на увеселительную прогулку.
Альберт с досадой машет рукой:
– Осел, штафирка…
Мы долго бродим по городу. Поздно вечером к нам присоединяется Вилли, и мы всей компанией идем в казармы.
Вдруг Вилли отскакивает в сторону. Я тоже испуганно вздрагиваю. Знакомый звук летящего снаряда прорезает воздух. Мгновение спустя мы сконфуженно переглядываемся и смеемся. Это всего лишь трамвай взвизгнул на повороте.
Юпп и Валентин одиноко сидят в большом пустынном помещении. Тьяден вообще еще не показывался. Он все еще в борделе. Оба радостно приветствуют нас: теперь можно составить партию в скат.
За то короткое время, что мы не виделись, Юпп успел стать членом солдатского совета. Он попросту сам себя объявил им, потому что в казарме ужасный кавардак и никто ничего толком не знает. На первое время Юпп таким образом устроился. Его гражданская должность уплыла. Адвокат, у которого он работал в Кельне, написал ему, что новая канцеляристка великолепно справляется с работой и к тому же обходится дешевле, а Юпп на фронте, несомненно, несколько отстал от канцелярского дела. Господин адвокат от души об этом сожалеет, но времена нынче суровые. Он шлет господину Юппу свои наилучшие пожелания.
– Пакостная штука! – меланхолически говорит Юпп. – Все эти годы я только об одном мечтал – как бы убраться подальше от армии, а теперь вот радуешься, что тебя не гонят. Ну, пропадать так пропадать – ставлю восемнадцать!
У Вилли в руках выгоднейшая комбинация.
– Двадцать! – отвечаю я за него, – Ну, а ты, Валентин?
Валентин пожимает плечами:
– Двадцать четыре!
На сорока Юпп пасует. В эту минуту появляется Карл Брегер.
– Захотелось поглядеть, как вы живете, – говорит он.
– И ты решил, что мы, конечно, здесь, – ухмыляется Вилли, поудобнее усаживаясь на скамье. – Нет, знаешь, как ни верти, а для солдата казарма – истинная родина. Сорок один!
– Сорок шесть! – азартно бросает Валентин.
– Сорок восемь! – гремит Вилли в ответ.
Черт возьми! Игра становится крупной. Мы придвигаемся поближе. Вилли, прислонясь к стенке шкафа, в упоении показывает нам четырех валетов. Валентин, однако, зловеще ухмыляется: его шансы еще вернее – у него ничего нет в прикупе.
Как уютно здесь! На столе мигает огарок свечи. В полумраке чуть белеют солдатские койки. Мы большущими ломтями поглощаем сыр, который раздобыл Юпп. Юпп режет его клинковым штыком и по очереди всех нас оделяет.
– Пятьдесят! – беснуется Валентин.
Тут дверь распахивается настежь, в комнату врывается Тьяден.
– Зе… Зе… – заикается он. От страшного волнения на него напала икота. Мы водим его с высоко поднятыми руками по комнате.
– Что, девочки обобрали? – участливо спрашивает Вилли.
Тьяден отрицательно качает головой:
– Зе… зе…
– Смирно! – командует Вилли.
– Зеелиг… Я нашел Зеелига, – ликующе произносит наконец Тьяден.
– Слушай! – рявкает Вилли. – Если ты врешь, я выброшу тебя через окно.
Зеелиг был нашим ротным фельдфебелем. Скотина первоклассная. За два месяца до конца войны его, к сожалению, куда-то перевели, и мы до сих пор никак не могли напасть на его след. Тьяден сообщает, что он содержит пивную «Король Вильгельм» и что пиво у него высшей марки.
