— Даже несмотря на то, что она бы считала тебя другим?
— Даже несмотря на то, что это была бы ложь, — сказал Феликс. — Ты еще маленькая. Ты не понима…
— Я все очень хорошо понимаю. Никогда не слышала ничего более дикого, отвратительного, жалкого и…
— Можешь оскорблять меня, если тебе так хочется, — сказал Феликс. — Это бесполезно. Поверь мне.
— Но ты выпустил Скорджа! — крикнула Эсме. — Ты предал Братство! Ради…
— Послушай, — сказал Феликс. — Тебе знакомо выражение «обезуметь от любви»? Ты никогда не задумывалась о том, что это означает? Лишь бы только получить желаемое, а остальное меня не волновало! Лишь бы только получить, — повторил он медленно и печально, — желаемое.
На этот раз молчание было долгим.
— Так. Ладно, — с презрительной гримасой сказала Эсме. — Значит, поэтому ты выпустил Скорджа. Но ко мне ведь это не имеет никакого отношения, да? Что имел в виду Скордж, когда сказал, что для меня «слишком поздно»? Я тебя об этом спрашиваю.
Феликс отхлебнул бренди.
— Когда я освободил демона, — мрачно сказал он, — он не сразу бросился к Разлому. Скордж был слаб. Так слаб, что я подумал, будто смогу управлять им. Прошло девять месяцев, прежде чем я понял, как жестоко ошибался.
— Минуточку, — сказала Эсме. — Девять месяцев? Девять месяцев прошло между тем днем, когда ты выпустил Скорджа и…
Она вдруг услышала громкий шелест, и ее словно объяли огромные темные крылья. Перед глазами у нее потемнело, и она словно наяву услышала голоса.
«В тебе есть что-то особенное», — произнес один голос.
«Для нее всегда было слишком поздно», — произнес другой.
А потом в ее сознании словно что-то щелкнуло, и все встало на свои места.
— Нет, — сказала Эсме. — Нет. Этого не может быть.
— Эсме, я этого боялся, — сказал Феликс. — Почти пятнадцать лет я надеялся и молился, чтобы это было не так. Но я думаю… — Он прикусил губу. — Я думаю, Скордж потому пощадил меня и оставил в живых, что он хотел, чтобы я рассказал тебе. — Он судорожно вздохнул. — Возможно, на самом деле Реймонд не был твоим отцом? — спросил он. — Я хочу сказать: подумай обо всех своих талантах, — продолжал он, наклонившись вперед. — О твоем умении летать. О быстроте реакций. Эсме, я думаю, ты была зачата в то время, когда я был одержим. Может быть, все твои способности достались тебе не от матери, не от меня, а от…
Эсме видела только, как шевелятся губы Феликса, но не слышала звука его голоса. Она слышала другие голоса.
«Что-то особенное…»
«Для нее слишком поздно».
«Ты не человек!»
«Для нее всегда было слишком поздно. Просто спроси у Феликса».
Воздух в гостиной словно сгустился, здесь будто сконцентрировались чудовищные силы.
— Нет, — сказала Эсме, тяжело дыша, и громко крикнула: — Нет!
Голоса умолкли, ощущение прикосновения черных крыльев, сгущение воздуха — все это вдруг пропало, и она снова увидела Феликса, побледневшего и в страхе глядящего на нее.
— Ты ошибаешься! — сказала ему Эсме. — Правда ведь? Ты просто ошибаешься, вот и все.
Ответом ей было молчание.
«Спать», — сказала себе Эсме.
Ей вдруг жутко захотелось спать.
— Послушай, у тебя есть свободная комната? — спросила она.
— Целых семь, — грустно отозвался Феликс.
— Без окон, — уточнила Эсме. — Иногда, когда мне снятся сны, я начинаю метаться.
— Конечно, — сказал Феликс. — Все как ты захочешь. Я готов выполнить любое твое желание.
Эсме внимательно посмотрела на щуплого, невысокого бизнесмена.
И вдруг у нее мелькнула мысль.
— А знаешь, — сказала она, — у меня действительно есть одна просьба.
— Да?
— Все очень просто, — сказала ему Эсме. — Ты сам чуть было не сделал этого раньше.
По коже у нее побежали мурашки.
— Если бы моя мать не помешала тебе, ты бы это сделал.
— Прошу прощения? — оторопело сказал Феликс. — Боюсь, я тебя не совсем понимаю.
— Говорят, те, кем завладел Скордж, никогда не смогут по-настоящему освободиться, — сказала Эсме. — Это правда?
— Конечно, — ответил Феликс. — За все прошедшие годы не было дня, чтобы я не ощущал его присутствия внутри меня. А уж ночами… — Он поежился.
— Ты поможешь мне открыть Разлом, Феликс, — решительно заявила Эсме и улыбнулась, глядя на мужчину, открывшего рот от удивления. — Я пойду за ними, — сказала она. — Я пойду за Скорджем. В ад.
ТИПИЧНО
Пустота.
Не было ничего: ни времени, ни ощущений. От него осталось так мало, что даже удивительно, как он мог судить о том, что не было ни времени, ни ощущений. Не мог, пока не…
— Ты слышишь меня, маленький человек? — прозвучал дребезжащий старческий голос. — Эй, отзовись! Откликнись же!
— Чего, — не слишком вежливо отозвался Джек, — вам нужно?
— У меня есть к тебе пара вопросов. Готов ответить?
Джек промолчал.
— Прекрасно, — тем не менее произнес обладатель старческого голоса. — В общем, так… Поскольку — я полагаю, ты не станешь со мной спорить — твое прежнее тело было, скажем так, немного несовершенно, я решил сотворить тебе новое. Но прежде чем я приступлю к этому, думаю, будет справедливо уточнить, нет ли у тебя каких-то пожеланий.
Джек надолго задумался.
— Чего-чего? — наконец выдавил он.
— Ну, тогда я сам сделаю тебе несколько предложений, — сказал голос, — а тебе нужно будет только отвечать «да» или «нет». Договорились? Ладно, начнем помаленьку. Как насчет хвоста?
Джек промолчал.
— Ничего плохого в хвосте нет, — с неожиданным энтузиазмом заметил голос. — Хвост — это дополнительное равновесие во время боя. Он может быть хватательным, если пожелаешь. Можно снабдить его шипами или ядовитым жалом — выбирай!
— Нет, — с трудом сказал Джек. — Не надо хвоста.
— Ну тогда когти, — предложил голос. — Такие, чтобы их можно было втягивать. И они не будут ломаться. Пригодятся для того, чтобы забираться, куда захочешь, для охоты или для того, чтобы что-то рвать на части.
— Нет, — сказал Джек. — Когтей не надо.
— Как пожелаешь, — сказал голос. — Но полагаю, ты хотя бы не откажешься от более толстой шкуры. Гм… Ну, может быть, костные пластины на плечах, а?
— Нет.
— А как насчет толстого рогатого гребня на макушке — такого крепкого, что ему будут не страшны никакие удары?
— Нет, — решительно сказал Джек. — Не нужно рогатого гребня. Не надо когтей. Не надо хвоста. Ничего! Ради Христа, почему бы вам просто не оставить меня в покое?
