«Когда ты будешь готова, когда будешь знать, что делать, воспользуйся им».
Эсме щелкнула замками. Когда она подняла крышку, у нее перехватило дыхание. Несколько секунд она только смотрела на то, что увидела, впитывая зрелище взглядом. Потом, так и не осмелившись сделать вдох, она протянула руки к футляру и взяла то, что там лежало. Странное, приятное ощущение распространилось по ее рукам, растеклось по всему телу сладостной дрожью, когда она почувствовала вес оружия.
На первый взгляд оно было похоже на ее тренировочный меч — боккен. Ножны были изготовлены из того же простого темного дерева, и размеры меча были точно такие же. Однако Эсме заметила кое-что необычное в гарде. Металлический диск, отделяющий рукоятку от лезвия и препятствующий тому, чтобы лезвие меча соперника могло скользнуть вдоль лезвия клинка и ранить руку, был толще обычного. Это была плоская, но очень прочная на вид золотистая пластина диаметром десять сантиметров в самом широком месте, выкованная грубовато, но точно и имевшая форму…
— Это бабочка, — произнесла Эсме вслух и чуть не выронила меч.
«Не расслабляйся, — произнес голос Реймонда у нее в голове. — Возьми его».
Эсме шумно выдохнула и сделала, как ей было велено. Она продела лямку из плотного черного холста в кольца на ножнах и забросила меч за спину. Она отрегулировала длину лямки так, чтобы можно было легко дотянуться до рукоятки правой рукой. Потом, не глядя, Эсме нажала на маленький рычажок, с помощью которого гарда крепилась к ножнам. Послышался тихий, но очень приятный на слух щелчок.
Плавным движением она вынула меч из ножен. Тихий свист металла сменился высоким певучим гулом, когда обнаженное лезвие завибрировало в воздухе.
— О, — вырвалось у Эсме. — О папа, какой он красивый!
Она повернула меч так, чтобы на него упал свет ночника. Теплый свет лампы озарил лезвие от гарды до самого кончика — семьдесят сантиметров холодной стали, плавный, изящный изгиб.
Это был голубиный меч, выкованный и выплавленный по особому рецепту Реймонда. Для придания стали особой крепости он был несколько раз превращен в опилки и выплавлен заново. «Семь раз — вот мой рекорд», — вспомнила Эсме слова отца. На этот меч ушел не один год жизни кузнечных дел мастера, и он был изготовлен именно для нее.
Эсме осторожно сделала несколько движений мечом. Наверняка Реймонд специально изготовил его более легким, чем ее тренировочный боккен. Держать меч в руке было приятно.
— Как я выгляжу? — спросила Эсме вслух.
«Убийственно, — ответил ей голос Реймонда. — Чертовски убийственно».
По щекам Эсме ручьями потекли слезы, но она улыбнулась.
Две минуты спустя она уже стояла на крыше театра. Она открыла защелку на дверце голубятни и распахнула дверцу. Еще несколько секунд Эсме постояла рядом, наблюдая за тем, как улетают птицы. Громко зашелестели крылья, и голуби устремились в ночное небо над Лондоном. А потом, когда Эсме была готова, когда она смирилась с мыслью о том, что она, как и птицы, возможно, больше никогда не вернется сюда, она последовала за голубями и прыгнула во тьму.
К тому времени, когда «Сыновья Бича Скорпиона» распахнули дверь, ведущую на крышу, Эсме там уже давно не было.
— Эсме, послушай меня, — сказал Феликс, когда они подошли к нелепым, выкрашенным светло-бежевой краской колоннам у входа в паб «Лунный свет», в котором находился вход в ад. — Я должен сказать тебе, я очень, очень не уверен в этом. Более того, мне совсем не нравится, что ты отправишься туда совсем одна, я… — Он внутренне содрогнулся от звука собственного голоса. — Словом, я не понимаю, чего ты ждешь от меня.
Эсме на него даже не взглянула. Она обеими руками ухватилась за большой тяжелый замок, которым были накрепко закрыты широкие стеклянные двери паба. Послышался негромкий щелчок. Замок открылся.
— Ты совершенно права, я никогда не был до конца свободен, — продолжал Феликс, — но если ты думаешь, будто во мне осталось от Скорджа достаточно, чтобы помочь тебе открыть Разлом, то ты…
— Пошли, — сказала Эсме и шагнула в темноту за дверями.
Феликс тяжело вздохнул и направился за ней.
Паб закрылся всего несколько часов назад, и неприятные запахи еще не успели выветриться, но не из-за этого Феликсу было не по себе. Он вспоминал ужас, испытанный им в последний раз, когда он здесь побывал. Ту ночь, когда — с его помощью — Скордж чуть было не одержал победу. Ту ночь, когда погибла женщина, которую он любил. Даже в темноте он ступал уверенно, безошибочно. Он помнил дорогу. Сердце у него болезненно ныло.
— Это здесь, — сказала Эсме.
Феликс протянул руку. Ледяной холод прикоснулся к его пальцам. И точно, это было то самое холодное пространство в воздухе, чуть выше уровня пояса. Феликс услышал, как Эсме сделала глубокий вдох.
— Готов? — спросила она.
— Не совсем, — признался Феликс. — Нет.
— Ну, мы все равно это сделаем. Давай.
Они закрыли глаза.
Шесть долгих секунд ничего не происходило. Феликс почувствовал что-то вроде надежды и облегчения. Может быть, та чудовищная сила, которая владела им все эти годы, действительно ушла; может быть, ничего от нее не осталось внутри его. «Ну вот, — был готов сказать он. — А теперь пошли домой».
Но тут весь зал заполнился гулом, поначалу едва слышным.
Казалось, этот звук слышится отовсюду сразу. Воздух вдруг стал более плотным, окутал Феликса и Эсме, как полиэтиленовая пленка, а потом прямо перед ними появилась тонкая, не толще яичной скорлупы, рубиново-красная линия. Щель в воздухе начала расширяться, за ней открылась леденящая белизна. А в следующее мгновение…
Это произошло. Разлом открылся. Это получилось слишком легко.
Эсме открыла глаза. Посмотрела на свои руки.
— Эсме? — окликнул ее Феликс.
— Что?
— Разлом, — сказал Феликс вполголоса. — Я ничего не делал.
— Ты о чем? — спросила Эсме. — Он открыт. Возможно, ты сделал это неосознанно.
— Нет, — ответил Феликс. — Я уверен, что я… В общем, я думаю, ты сделала это сама.
Их взгляды встретились.
— Эсме, — сказал Феликс, — я…
Эсме прервала его.
— Феликс, если ты опять собираешься говорить со мной обо всей этой чепухе — насчет того, будто все мои таланты от Скорджа, то я не желаю это слушать. Ясно? Я знаю: ты не хочешь, чтобы я пошла туда. Но у меня есть дело.
Она поправила на плече лямку, на которой висели ножны с голубиным мечом, потуже затянула резинки на волосах, расправила плечи и повернулась лицом к вратам ада.
— Эсме, подожди! — воскликнул Феликс.
— Прощай, Феликс, — сказала ему Эсме.
Она еще раз вдохнула поглубже и…
— Ни с места! — прокричал кто-то другой, уж точно не Феликс.
