— Да, сэр! — рявкнули трое «Сыновей» приглушенными масками голосами.
— Сделайте все так, чтобы я вами гордился, — сказал Номер Второй.
«Спецназ», — решил Джек.
Разлом начал открываться. Тускло-красное свечение сменилось электрически-трескучей белизной. Номер Второй сделал шаг вперед и встал плечом к плечу с Эсме.
— Давайте сделаем это, — сказал он.
Они шагнули в сияние и исчезли. За ними последовали остальные трое «Сыновей».
— Пора и нам в дорожку, — проворковал чиндж на ухо Джеку. — В гостях хорошо, а дома лучше.
— Это уж точно, — вздохнул Джек, не глядя на чинджа, и шагнул внутрь ослепительно белого свечения.
Он почувствовал, как оно охватило его.
Когда он открыл глаза, то увидел, что стоит в тронном зале.
— И мистер Фаррелл! — услышал он. — Какой сюрприз!
Хватило одного быстрого взгляда. Джек увидел, что с «Сыновей» уже сорвали маски, и теперь они пытались вырваться из объятий того самого липкого желе, с которым он близко познакомился во время своего первого пребывания в аду.
Скордж поднялся с трона.
— Обер-министр, — сказал он, — будьте так любезны, мне бы хотелось, чтобы эти люди были отправлены в гладиаторские ямы. — Он бросил взгляд на Джека. — Там их место, в конце концов.
— С превеликим удовольствием, сир, — отозвался Гукумат.
— Эсме, ты пойдешь со мной. Возьми меня за руку, пожалуйста.
Вот тут Джеку стало по-настоящему страшно.
Эсме стояла перед троном. Ее рука приподнялась, будто ее потянули за невидимые ниточки. Она отдавала себя в руки своего врага, а Джек мог только в ужасе смотреть на это. В следующий миг Эсме и Скордж исчезли.
Джек горько вздохнул. Клейкое желе уже вползало вверх по его ногам, взбегало по спине, обхватывало его с головы до ног. Он снова ощутил это чувство страшного давления, а потом не стало ни Гукумата, ни «Сыновей», ни тронного зала. Джек оказался в своей прежней камере.
Он понял, что чинджа с ним нет. О крохотном существе Джек вспомнил впервые с того момента, как они шагнули в Разлом, и теперь ему стало немного стыдно. Он надеялся, что с чинджем ничего плохого не случилось. «Но, честно говоря, — подумал он, — у меня забот и без того хватает».
Камера была та же самая. Те же стены песочного цвета, тот же потолок — вернее, его отсутствие, тот же пол. Впечатление было такое, будто он и не уходил отсюда.
— Меня слышит кто-нибудь? — крикнул он, пока голос его еще слушался. — Эй! Есть тут кто-нибудь?
Долго-долго ответа не было. А потом Джек услышал смех, будто кто-то тер друг о друга два листка наждачной бумаги.
— Так-так-так, — прозвучал шелестящий голос. — Ужжж не сссвежжжее ли это мяссо?
Джек промолчал.
— Как пожживаешшшь, сссвежжее мясссо? — осведомился Шаргл. — Сссоссскучилссся по мне, а? А вот я по тебе жжжуть как сссоссскучилссся.
Джек подошел к ближайшей стене и прижался к ней спиной. Потом согнул ноги и присел в углу. «Просто блеск, — подумал он. — Столько демонов в аду, а меня угораздило очутиться именно рядом с этим. Как же это типич…»
— Я зззнал, что ты вернешшшьссся, — прошипел из-за стены червь. — Нам будет весссело вдвоем, тебе и мне. Я точччно зззнаю.
«Ну, — подумал Джек, — так тому и быть». Его второе странствие в ад началось ничуть не лучше первого. Он вздохнул, опустил голову на колени и стал ждать, что будет дальше.
КРОВЬ
— Я рад, что ты решила вернуться, — сказал Скордж.
— Ты не оставил мне выбора, — ответила Эсме.
— Пожалуй, так. Но до того, как Феликс передал тебе мое послание, ты сделала другой выбор, верно?
Эсме чувствовала, как теплый воздух прикасается к коже ее лица. Хотя их окружала непроницаемая тьма, она знала: они с огромной скоростью летят вниз. Рука Скорджа по-прежнему сжимала ее руку. Она была прохладной и гладкой, совсем не похожей на человеческую.
— О чем ты говоришь?
— Когда мы с тобой в последний раз сражались и я показал тебе, что ты собой представляешь, ты повела себя странно. Какое-то время я даже боялся, что ты не поправишься. Твоя попытка отрицать правду о себе могла полностью разрушить тебя. Но ты очнулась — и это в своем роде выбор. Вопрос: почему?
— А ты как думаешь?
— Я надеялся, — сказал Скордж, — что ты смирилась с положением дел, поняла наконец, кто ты такая, и осознала: сопротивляться мне бесполезно.
— Попробуй еще погадать.
— Но похоже, — устало продолжал Скордж, — ты вернулась лишь потому, что думаешь, будто можешь победить меня.
— В яблочко, — ответила Эсме.
— Ох, — вздохнул Скордж. — Как же по-человечески ты себя ведешь! Ладно, увидим.
Далеко внизу под ними появился мерцающий свет, и довольно скоро он превратился в холодное белое сияние. Стремительное падение продолжалось. Теперь Эсме увидела, что они с головокружительной скоростью несутся по туннелю с кроваво-красными стенками. Туннель становился все уже и уже, и наконец настал такой момент, когда продвигаться дальше, не прикасаясь к его влажным на вид стенкам, стало невозможно. Но вот туннель закончился, и открылось такое обширное пространство, что у Эсме захватило дух.
Под ногами у девушки клубился розовый туман. Далеко ли до пола — было трудно понять, то же самое можно было сказать и о стенах. Виден был только потолок, и он простирался во все стороны. Он состоял из такого же мясистого, влажного, красного вещества, как и туннель. По всему потолку шли выпуклые полосы, похожие на гигантские синие трубы. Пока Эсме не понимала, что перед ней. Они с демоном продолжали спускаться все ниже и ниже, и она терпеливо ждала, что же он ей покажет. Но когда наконец в поле зрения Эсме появился пол огромного зала, Эсме от изумления вытаращила глаза.
Отсюда — с той высоты, на которой она находилась теперь, — синеватые трубы больше походили на кровеносные сосуды. «Это вены», — догадалась Эсме. Как ни громаден был этот зал, он казался живым. Более колоссального помещения Эсме себе даже представить не могла.
— Сердце Дракона, — сказал Скордж.
За последние несколько минут у Эсме появилось странное ощущение. Это было нечто вроде ускорения всех процессов в теле, озноб и покалывание. На руках и шее появилась гусиная кожа. Это был не страх — со страхом Эсме справляться умела. Это было другое. Что-то…
— Да! — восторженно воскликнул Скордж. — Ты чувствуешь это. Я знал, ты почувствуешь.
— Чувствую что? — спросила Эсме и выругала себя за упрямство, заставляющее ее так жалко лгать.
— Ты не знаешь, что это за ощущение?
— Нет.
