– Есть один побольше. И еще один совсем большой. Вот здесь. Но он стоит сорок крон.
– Это ничего не значит. Большой мне подходит, я его и возьму.
Керн не верил своим ушам. На этом он сразу заработает восемнадцать крон. – Если вы возьмете большой флакон, то я вам дам в придачу еще кусок миндального мыла, – сказал он с воодушевлением.
– Чудесно. Мыло всегда пригодится.
Женщина взяла духи и мыло и ушла в соседнюю комнату. Керн между тем снова уложил свои вещи. Из полуоткрытой двери доносился запах вареного мяса. Он решил, что сейчас же отправится в столовую и чудесно пообедает. Суп в общественной столовой на Венцельплац не утолял голода.
Женщина вернулась.
– Ну, большое спасибо, и до свидания, – сказала она дружески. – Вот, возьмите бутерброд на дорожку.
– Спасибо. – Керн продолжал стоять и ждал.
– Вам еще что-нибудь? – спросила женщина.
– Да, конечно. – Керн засмеялся. – Вы мне еще не отдали деньги.
– Деньги? Какие деньги?
– Сорок крон, – удивленно ответил Керн.
– Ах, вот что! Антон! – крикнула женщина в соседнюю комнату. – Ну, иди же сюда! Здесь спрашивают деньги!
Из соседней комнаты вышел мужчина в подтяжках, он что-то жевал, затем вытер усы. Керн заметил на нем потную рубашку и брюки с галунами, и его охватило злое предчувствие.
– Деньги? – хрипло спросил мужчина и поковырял в ушах.
– Сорок крон, – ответил Керн. – Но лучше вы мне отдайте назад духи, если это слишком дорого. А мыло вы можете оставить.
– Так, так. – Мужчина подошел поближе. От него. несло старым потом и свежесваренной свининой. – Пойдем-ка со мной, сынок.
Он пошел и открыл дверь в соседнюю комнату.
– Тебе знакомо вот это? – Он показал на форменный сюртук, висевший на спинке стула. – Мне что, нужно его надеть и пойти с тобой в полицию?
Керн отступил на шаг. Он уже представил себе, что его посадили в тюрьму на две недели, ведь у него не было разрешения на торговлю.
– У меня есть разрешение на пребывание в стране, – сказал он по возможности равнодушно. – Я могу вам его показать.
– Ты покажи лучше разрешение на торговлю, – ответил мужчина и пристально посмотрел на Керна.
– Оно у меня в отеле.
– Ну, тогда мы дойдем до отеля. А может, лучше просто оставить здесь бутылку? Как подарок, а?
– Ладно. – Керн оглянулся на дверь.
– Вот, возьмите свой бутерброд, – сказала женщина, широко улыбаясь.
– Спасибо, не нужно. – Керн открыл дверь.
– Смотрите-ка на него! Какой неблагодарный!
Керн захлопнул за собой дверь и быстро спустился вниз по лестнице. Он не слышал громового хохота, который раздался за его спиной.
– Великолепно, Антон! – прыснула женщина. – Видел, как он помчался? Словно у него пчелы в штанах. Еще быстрее, чем старый еврей, что приходил сегодня после обеда. Тот наверняка принял тебя за капитана полиции и уже видел себя в тюрьме.
Антон ухмыльнулся.
– Боятся любой формы. Даже формы письмоносца. В этом наше преимущество. Живем неплохо за счет эмигрантов, а? – Он схватил женщину за грудь.
– Духи хорошие. – Она прижалась к нему. – Лучше, чем вода для волос, которую притащил сегодня старый еврей.
Антон подтянул штаны.
– Ну, и надушись вечером, тогда в кровати у меня будет графиня. Там есть еще мясо?
Керн стоял на улице.
– Рабби Израиль Лев, – горестно произнес он, повернувшись в сторону кладбища. – Меня обчистили. Сорок крон! А с куском мыла даже сорок три. Это двадцать четыре кроны чистого убытка.
Он вернулся в отель.
– Меня никто не спрашивал? – спросил он у портье.
Тот покачал головой.
– Никто.
– Вы в этом уверены?
– Абсолютно. Даже президент Чехословакии вами не интересовался.
– Ну, того я и не жду, – ответил Керн.
Он поднялся по лестнице. Странно, что отец не давал о себе знать. Может, его, действительно, не было в Праге? А может, его схватила полиция? Он решил выждать еще денька два-три, а потом снова наведаться к фрау Ековской.
Наверху, в своей комнате, он встретил мужчину, который кричал ночью. Его звали Рабе. Он как раз собирался лечь спать.
– Вы уже ложитесь? – удивился Керн. – Еще нет и девяти.
Рабе кивнул.
– Для меня это самое разумное. Сейчас я смогу поспать до двенадцати. В-двенадцать я всегда просыпаюсь. Они обычно приходили в полночь. К тем, кто сидел в. карцере. Поэтому с двенадцати я сижу часика два у окна. После этого принимаю снотворное. Таким образом и выхожу из положения.
Он поставил у своей кровати стакан с водой.
– Знаете, что успокаивает меня больше всего, когда я ночами сижу у окна? Стихи. Я их декламирую. Старые стихи школьных времен.
– Стихи? – удивленно переспросил Керн.
– Да. Совсем простые. Например, те, что поют детям перед сном:
Я устал и лягу спать, Уложи меня в кровать!
Пусть, отец, взор строгий твой Охраняет мой покой!
Нашалил сегодня я – Боже, не ругай меня!
Кровь Христа, дары твои – Да искупят все грехи.
Он стоял в полутемной комнате в белом нижнем белье, словно усталый приветливый призрак, и читал стихи – медленно, монотонно, глядя погасшими глазами в ночь за окном.
– Стихи меня успокаивают, – сказал он и улыбнулся. – Я не знаю, почему, но они меня успокаивают.
– Может быть, – ответил Керн.
– Это кажется невероятным, но они действительно успокаивают. После них я чувствую себя спокойно, и мне кажется, будто я – дома.
На душе у Керна стало нехорошо. Он почувствовал, как по коже забегали мурашки.
– Я не знаю стихов наизусть, – сказал он. – Я все забыл. Мне кажется, что прошла целая вечность с-тех пор, как я учился в школе.
– Я их тоже забыл. А теперь, внезапно, все вспомнил.
Керн кивнул. Затем он поднялся. Он хотел уйти из комнаты. Пусть Рабе поспит.
– Если б только знать, как убивать время по вечерам, – сказал Керн. – Вечер – это самое проклятое время. Книг я уже давно больше не читаю. А сидеть внизу и в сотый раз обсуждать, как чудесно было в Германии и когда все изменится, – мне совершенно не хочется.
Рабе сел на кровать.
– Идите в кино. Это лучшее средство убить вечер. Выйдя из кино, обычно даже не помнишь, что видел, но там, по крайней мере, ты забываешься…
Он снял чулки. Керн задумчиво посмотрел на него.
